Андрей Столяров - Джоконда

— Неплохо, — говорит Патай, подойдя ко мне со спины. — Честное слово, даже очень неплохо. По продажам пока лидирует, ещё штук пятьдесят-семьдесят мы запросто продадим…

— А сама она где?

— Ну где-то здесь… — Патай оглядывается и, убедившись, что никто нас не слышит, добавляет, понизив голос до шепота: — Слушай, по-моему, она всё-таки чокнутая. Причём не играет, а у неё действительно в голове — таракан. Здоровый такой, чёрного цвета, с усиками… Представляешь, я с ней даже не переспал… бр-р-р… совершенно никакого желания. — Впрочем, тут же жизнерадостно добавляет: — Надеюсь, в финале она нам устроит грандиозный скандал.

Патай ещё не знает, что его ждёт.

Впрочем, я в данный момент этого тоже не знаю.

Не знает даже сама Арина.

В конце концов я её нахожу. К мансарде примыкает терраса, отделённая от собственно галереи сплошной стеклянной стеной: невысокое чугунное ограждение, дальше — скат крыши, поблескивающий от дождя. Арина стоит в самом её углу, обеими руками держась за окантовку перил. Туда падает от здания треугольная тень: если не искать специально, то чуть сгорбленную фигуру внутри неё не заметишь. Потыкавшись, я обнаруживаю сбоку такую же стеклянную дверь, но открыть её не решаюсь и, как выясняется тут же, правильно делаю, звякает мой телефон, появляются на экране чёрные буковки текста: «не подходи ко мне, ты — урод, и всех вокруг тоже превращаешь в уродов, понял, я тебя ненавижу», и затем — целый частокол восклицательных знаков.

А когда я поднимаю глаза от бледно-пепельного, светящегося квадрата экрана, выясняется, что Арины на террасе уже нет. Её там нет, её нет, нет её, будто бы и не было никогда. Я стою, вглядываясь в дождевую темноту за стеклом, и не то чтобы вижу, но чувствую, как она, плотно прижимаясь к стене, движется сейчас, переступая по мокрой крыше, огибает мансарду, вздрагивает, щурится, отжимая из-под век воду, порывами ветра летят ей в лицо брызги дождя, а вокруг вселенским табором звёзд дрожат и подмигивают цветные огни мегаполиса, констелляции городского инобытия, самодовольного, самодостаточного, которому ни до нашей жизни, ни до нашей смерти, ни до чего вообще уже давно нет никакого дела…

Существует целый набор версий о том, кем в действительности был Тино Бономи. Причём все они выстроены не на фактах, а в основном на домыслах, рождённых фантазиями биографов. Одни авторы представляют его как гениального программиста, американца, работавшего в секретной лаборатории АНБ (Агентство национальной безопасности США), но почему-то жаждавшего стать художником. Эта жажда и подтолкнула его использовать в своём творчестве технологию психогенного моделирования, первоначально созданную исключительно для военных целей. Другие авторы, напротив, считают его талантливым живописцем, коренным итальянцем, вынужденным для заработка заниматься рекламным дизайном и совершенно случайно наткнувшимся на метод прошивки. Просто технологическая база рекламы уже вплотную приблизилась к этому уровню: не предложи прошивку Бономи, это сделал бы кто-то другой. Третьи утверждают, и не без оснований, что даже само имя Тино Бономи — это только никнейм, сетевой псевдоним, носитель которого так и остался не выявленным. Он вынырнул из Даркнета и ушёл обратно в Даркнет. В сети выставлены сотни картин, якобы принадлежащих данному человеку, но ни одной из них эксперты подлинником не признают. Согласно самой распространённой легенде, Бономи уничтожил все свои визуалы в день смерти. Есть также версия, что Тино Бономи — это не отдельная личность, а псевдоним целой группы людей, художников, дизайнеров, программистов, аналог — французские математики, выпускавшие в своё время коллективные монографии под именем Николя Бурбаки. И наконец высказывалось предположение, что Бономи вообще не является человеком, это персонифицированный фантом, искусственный интеллект, спонтанно зародившийся на сцепленных утилитах сети. Последнее, впрочем, кажется не слишком правдоподобным.

Большинство исследователей полагает, хотя никаких доказательств данному факту нет, что причиной смерти Бономи явилась его собственная прошивка, сделанная под Ван Гога. Осознав, что ему уже никогда не вырваться из этих стилистических координат, а попытка счистить прошивку с архитектоники мозга превратит его психику в мутный и тухлый фарш, Бономи покончил с собой, выложив перед этим сам метод прошивки в открытый сетевой доступ. Это было его предупреждение человечеству и одновременно — его личная месть всем тем, кто спешит нарастить свою художественную мускулатуру с помощью инъекций стероидов, его протест против бройлерного потока псевдоталантов, заполонивших собою всё, — протест, парадоксальным образом как раз и приведший к созданию нынешней «Карусели».