Роберт Хайнлайн - Чужой в чужой земле

Ему ответили рычанием.　

В этот момент солнце вышло из-за разбросанных по небу облаков и луч света осветил его.　

Его одежда исчезла. Он стоял перед ними, золотистый юноша, одетый лишь красотой — красотой, заставившей Джубала почувствовать душевную боль, и подумать, что Микеланджело в старости, спустился бы со своих высоких лесов, чтобы увековечить такую красоту для нерожденных поколений. Майк кротко сказал:

— Посмотрите на меня. Я — сын человеческий.　

Репортаж сменился десятисекундной рекламой и на экране появились смеющиеся канканирующие девушки.　

Репортаж продолжался.

— Будь ты проклят!

Кусок кирпича ударил Майка в грудь. Он повернул лицо в сторону откуда был брошен камень.

— Но вы сами Бог. Вы можете проклинать только себя… и вы никогда не сможете убежать от себя.　

— Богохульник!

Камень рассек ему бровь над левым глазом, брызнула кровь.　

Майк спокойно продолжал:

— Борясь со мной, вы боретесь с собой… потому что Вы — Бог… и Я — Бог… и все кто грок Бог — никакого другого не существует.　

Еще несколько камней попали в него и кровь потекла уже из нескольких ран на его теле.　

— Услышьте Истину. Вам не нужно ненавидеть, вам не нужно сражаться, вам не нужно бояться. Я предлагаю вам воду жизни — внезапно в его руке очутился стакан с водой, сверкающей в солнечном свете — и вы сможете разделить ее всякий раз, когда захотите… и будете идти все вместе в мире, любви и счастья.　

Камень разбил стакан. Другой разбил ему губы.　

Разбитыми, кровоточащими губами Майк улыбнулся им, глядя прямо в камеру с выражением бесконечной нежности на лице. Благодаря оптической иллюзии, вызванной солнечным светом и стерео, вокруг его головы появился золотистый нимб.　

— О, братья мои, я так люблю вас! Пейте вволю. Разделяйте и сближайтесь без конца. Ты — Бог.　

Джубал в ответ прошептал:

— Ты — Бог.　

Репортаж вновь прервали пятисекундной рекламой: Пещера Кахуэнга! Ночной клубе настоящим смогом из Лос-Анджелеса, импортируемым каждый вечер. Шесть экзотических танцовщиц».　

— Линчуйте его! На виселицу ублюдка!

Выстрел с близкого расстояния из охотничьего ружья большого калибра… и правая рука Майка, оторванная у локтя, упала. Она мягко упала и лежала на холодной траве, с ладонью, раскрытой в призыве.　

— А ну-ка, угости его из второго ствола, Шорти — и целься получше!

Толпа смеялась и аплодировала. Кирпич разбил Майку нос, а град камней одел его в кровавый венец.　

— Истина проста, но Путь Человека тяжел. Сначала все должны научиться контролировать себя. Остальное придет. Благословен тот, кто знает себя и владеет собой, ибо весь мир его, и любовь, счастье и мир идут с ним, куда бы он не шел.　

Раздался еще один выстрел, за ним еще два. Пуля из револьвера ударила Майка выше сердца, раздробив шестое ребро у грудины, оставив большую рану. Крупная дробь и еще одна пуля прошли через левую большеберцовую кость пятью дюймами ниже коленной чашечки и оставили малую берцовую кость торчащей под углом, разбитую и белую на фоне желто-красной раны.　

Майк чуть пошатнулся, засмеялся и продолжал говорить. Его слова были ясными и неторопливыми.　

— Ты — Бог. Знай это и Путь открыт.　

— Черт побери — остановите это упоминание Имени Господа всуе! Вперед, люди! Покончим с ним!

Возглавляемая смельчаком с дубинкой, толпа бросилась вперед. Они били его камнями и кулаками, а когда он упал — ногами. Он продолжал говорить, когда они били его по ребрам и превращали в кровавое месиво его золотистое тело, ломали кости и оторвали ухо. Наконец, кто-то крикнул:

— А ну, назад! Мы обольем его бензином!　

Услышав это предупреждение, толпа чуть подалась назад и камера остановилась на его лице и плечах. Человек с Марса улыбнулся своим братьям и еще раз нежно и ясно произнес:

— Я люблю вас.　

Неосторожный кузнечик взлетел и приземлился на траве в нескольких дюймах от его лица. Майк повернул голову и они посмотрели друг на друга.　

— Ты — Бог — радостно сказал он и разделился.　

Огонь и поднимающиеся клубы дыма заполнили весь экран.　

— Ей — богу! — благословенно произнесла Патти — Мне никогда не приходилось видеть лучше исполненного гвоздя программы.　

— Да — рассудительно подтвердила Бекки — сам Профессор не мог бы мечтать о лучшем.　

Ван Тромп сказал очень тихо, очевидно, сам себе:

— Со вкусом. Изящно и со вкусом — парень закончил со вкусом.