А грозные признаки могучей подземной работы давали знать себя все сильнее и сильнее.
Частичные землетрясения и обвалы происходили почти беспрерывно у берегов горячего потока, русло которого совсем засыпали груды обломков. Покривились колонны, поддерживающие стеклянные своды у карантина, и они грозили падением. Рабочий, осматривавший путь подземной железной дороги, нашел сильные повреждения в туннеле. Здание станции и элеватор были почти разрушены.
По приказу Коваля южная часть «Полярной империи», где помещался карантин, была отделена особой, вновь выстроенной стеклянной стеной, но она вскоре стала давать трещины и пришлось установить постоянное дежурство по ремонту. То и дело со зловещим треском стекла лопались и рассыпались колючими осколками. Коваль старался успокоить всех, как мог.
В прокламациях, которые он выпускал ежедневно, непременно говорилось о том, что это последствия работы «ученых», подготовлявших катастрофу, но все меры приняты, и до больших размеров бедствие не разрастется.
Коваль только что достиг власти и люди повиновались ему, но стихийная сила посылала вызов за вызовом и не хотела считаться с жизнью людей, с их намерениями, надеждами, мечтами и шла, как исполин, не замечающий, что чудовищными ногами своими давит крохотных пигмеев, в гордом дерзновении считающих себя господами земли. И пришел день, когда стихии наскучило щадить и она поднялась во весь рост и над «Полярной империей» поднялась ужасная голова Медузы.
Открытие Бессонова было гениально, но он упустил из виду, что горящие каменноугольные копи рано или поздно вызовут обвалы верхних слоев.
Катастрофа разразилась внезапно, после нескольких дней обманчивого успокоения. Час гибели совпал с тем радостным для обитателей полярных стран мгновением, когда после долгой ночи солнце в первый раз показывается из-за горизонта и бросает свои лучи, обещая возрождение к новой жизни.
Но когда яркий красноватый свет перерезал мрак полярной ночи, он не заиграл золотыми бликами на стеклянных сводах «Страны счастья», но озарил картину ужаса и разрушения. На том месте, где гордый человеческий ум выстроил оранжерею для людей и считал себя победителем стихий, лежали лишь безобразные обломки и мертвящий холод, проникая повсюду, довершал дело смерти…
НЕОБЫЧАЙНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
ОСКАРА ДАЙБНА И КОНДРАТИЯ НЕВЕСЕЛОГО
Борьба злых и добрых на суше,
на море, в воздухе и под водою
Фантастическая повесть
Третий день авиационного праздника омрачился страшным несчастьем.
Смелый пилот Андреев, завоевавший в короткое время симпатии публики и восторги толпы за забором аэродрома, внезапно упал с высоты 1.000 метров вместе с аппаратом.
Дивная механическая птица обратилась в груду безобразных обломков, которые скрыли под собою изуродованный труп. Зрители на мгновение оцепенели от ужаса. Потом всех охватил один порыв, и толпа бросилась к месту катастрофы. Проскакал отряд конной полиции. Бледные, взволнованные бежали распорядители праздника. Пронесли носилки… Трибуны опустели.
Только двое остались равнодушными и продолжали стоять у перил трибуны. Один был одет неряшливо, в старом летнем пальто, в порыжелой шляпе. Видимо, он совсем не заботился о своей наружности: лицо обросло огромной бородой, на голове целая копна волос. Глубокая поперечная морщина на лбу и взгляд исподлобья придавали ему мрачное, почти жестокое выражение.
Другой был олицетворением корректности и изящества. Строго выдержанный английский костюм. Гладко выбритое лицо. Красные, правильно очерченные губы, тонкий нос с горбинкой, белый мраморный лоб, светло-серые холодные глаза и румянец здоровья на щеках.
В одном было легко узнать русского растрепанного интеллигента, в другом — подтянутого иностранца.
Стоя у перил, русский протянул руку и начал говорить, ни к кому не обращаясь:
— Так и должно быть! И чем больше будет несчастий, тем лучше. Люди скорее поймут нелепость этой затеи. Поймут, что это не завоевание воздуха, а головоломный спорт. Эти опасные игрушки не имеют никакой будущности. Авиатор — раб стихии, раб своей глупой машины, раб капризного мотора, а раб никогда не сделается господином.
— Извините, — обратился к нему иностранец, приподнимая котелок. — Ваше суждение так резко. Весь мир занят вопросом об авиации. Неужели все ошибаются?
Хмурый повернулся и медленно оглядел изящного иностранца.
Читать дальше