Маленькая кучка людей бросилась к карантину, чтобы убедиться собственными глазами в справедливости того, чем ошеломил всех Коваль.
В сторону бегущих метнулись еще и еще люди. И вся колония, мужчины, женщины, дети — все бежали, задыхаясь, с широко раскрытыми глазами, с бьющимися до боли сердцами к горячему потоку.
Вот и роща эвкалиптов и мирт. Но сквозь бальзамический запах растений чувствуется другой, едкий, вызывающий кашель и слезы на глазах.
Толпа хлынула к берегу потока и остановилась в оцепенении, как один человек. Трещина была местами завалена доверху обломками скал. Там, где зияли глубины, не видно было на дне кипящего потока и только временами вырывались оттуда клубы тяжелого дыма и отравляли воздух ядовитым сернистым газом. Легкий мостик, перекинутый через ручей, был исковеркан сдвигом каменной породы и уныло торчали железные скрепы и куски мостовой формы.
И колонистам опять показалось, что почва под ногами дрожит и двигается. Неуверенность в твердости того, что под ногами, создает особое настроение ужаса и толпа, увидав картину разрушения, шарахнулась и отхлынула подальше от края пропасти, которая, быть может, еще готовит неожиданности.
Коваль не обманул! Коваль дал настоящее доказательство своего обвинения «ученых» в готовившемся заговоре!
Когда народ, удостоверившись, что утренняя прокламация была основана не на одних предположениях, двинулся обратно к белому куполу собрания, мнение о Ковале составилось:
— Он был прав! Он спас всех от страшной опасности! Проклятые ученые!
Так говорили простодушные. Более сознательные сосредоточенно молчали, но думали то же.
Собрались вновь.
Временное правительство оставалось на своих местах в то время, как все ходили к горячему потоку.
Теперь уже не с ненавистью, не со страхом, а с надеждой толпа смотрела на центральную фигуру президиума, на Коваля, еще недавно осуждаемого большинством. Лицо его, казалось, озарено внутренним светом. Женщины находили его красивым. Самые левые «общественники», не признающие никаких привилегий и авторитетов и саму жизнь сведшие к первобытному образу, к додуманному дикарству, невольно чувствовали что-то вроде уважения к этому могучему, точно из стали выкованному человеку.
Кто-то поставил на очередь вопрос о доверии к временному правительству и оно было выражено единогласно открытой баллотировкой.
Глава XXVI [3] Название главы пропущено в первоиздании.
Первым делом временного правительства было назначение следственной комиссии по обвинению «ученых» в заговоре. В нее вошли и «семейные», и «общественники».
Эвелина Шефферс была допрошена лично Ковалем.
«Полярная императрица» была введена двумя вооруженными конвойными в кабинет Бессонова, в котором окончательно основался Коваль. Когда они остались наедине, он долго смотрел на девушку, заметно осунувшуюся от пережитых волнений.
Усмехнулся под усами и заговорил:
— Наши роли, кажется, переменились. Допрашиваю я. Вам вручен лист с пунктами обвинения? Что вы можете показать по этому поводу? Предупреждаю, что от вашего ответа зависит, будете ли вы обвиняемой или только свидетельницей.
— Мне нечего отвечать на подобную клевету.
— Вы не верите в заговор Бессонова и Уальда?
— Конечно, нет.
— И вы совершенно правы. Я все это выдумал. С какою целью? Да надо же было вас развеселить, разбудить от спячки, в которую все вы готовы были впасть. Страна счастья! Вы полагаете, что счастье заключается в том, чтобы сегодняшний день походил на вчерашний. Я думаю, как раз наоборот. Вы построили оранжерею для людей и обрекли их на тепличное существование. Вы посадили зверей в прекрасно устроенную клетку и думали, что они так и будут весь век наслаждаться райской жизнью и свободой на пространстве стольких-то квадратных километров. А ваши счастливые пленники взяли да и зашалили. Не хотят, видите ли, обратиться в животных, пастись на лужке и слушать лекции гг. Бессонова и Уальда! Они хотят жизни-борьбы, хотят смены ощущений. Да и вы сами хотите того же. Счастье — в успехе, в победе над препятствиями. Счастье в движении, а не в неподвижности. Однако, к делу! Что вы ответите на такое предложение: я объявляю себя полярным императором, а вас императрицей-супругой?
— Вы издеваетесь надо мною!
— Ничуть. Имейте в виду, что мне, как диктатору, оказано единственное доверие. Один шаг и я сделаюсь владыкой «Полярной империи».
Читать дальше