Олег Котенко - Божественная игра

Глаза резанул холодный ветер. Белое раскаленное солнце стояло в зените, но на поверхности царил мороз. Я откуда-то знал, что здесь всегда так, здесь никогда не бывает тепло и все после… после… чудовищного взрыва! Да! Все началось со взрыва, который расколол воздух, поджег его и разметал осколки. Небо затмилось клубами дыма, ядовитого, смертельного дыма, а сама планета сдвинулась с места. Совсем чуть-чуть, но «чуть-чуть» для человека равно миле для планеты. Этого хватило. Дым рассеялся, но небо осталось черным и безжизненным, на нем рядом с безжалостным солнцем горели звезды. Пепел укрыл планету. Теперь уже навсегда. Много лет прошло, прежде чем восстановилась атмосфера и небо приобрело прежний, чуть зеленоватый оттенок. Все это было в моей памяти. Но откуда??? Чужой воздух рванулся в легкие. Нейропрограммирование, «двадцать пятый кадр», мозгомойка. Это все закачали в меня насильственно, без согласия, без сопротивления. Если бы я вздумал противиться, электроника сварила бы мои мозги в собственном соку и преподнесла их на обед начальству. Я дышу. Я жив.

Мы идем уже третий час. И не чувствуем усталости. Может быть, это Фауст так действует на нас, но мне кажется, я мог бы идти сутки без передышки. Очень непривычно смотреть на светло-салатовое небо, даже воздух здесь не прозрачный, как на Земле, а чуть зеленоватый. Нужно непременно взять его на анализ: того, что привезли с собой зонды едва хватило на опыты на крысах. В грузовом отсеке «Барса» находился миниатюрный вездеход. Он предназначен не для передвижения человека, а для взятия проб, фотографирования и прочих обычных процедур. «Шмель», так называлась эта машина, полз рядом. Но пока брать было нечего: все вокруг усыпанная золой равнина. Куда ни посмотри, кругом только гладкая, как тарелка, поверхность. Неужели здесь нет гор? Брюс остался на корабле. Пат настоял на этом, говорил, что не следует бросать «Барса» без присмотра. Хотя, от кого его охранять я не понял. Что-то не очень похоже, что здесь может что-то жить. Где растения, которые вроде бы были на фотографиях? Даже самых примитивных я не вижу, не то что травы или деревьев.

Мысли опять вернулись к катаклизму, который разрушил здесь… жизнь, если она, конечно, была. В воображении встал гигантский сияющий гриб взрыва, ничего более огромного здесь не видели. Ударная волна сносит все на своем пути, даже горы, все равняет по веревочке. Рушится камень, падают облаками пыли строения. Существа… Все вопит от ужаса, стараясь растянуть последнее мгновение своей жизни. Планета содрогнулась и поплыла в сторону. Очень медленно, но это движение завершило общее разрушение. Трещины раскололи планету чуть ли не напополам. Потом вновь сошлись, когда выплеснулась вековая энергия огня, что позволяет сердцу планеты биться. А потом — все замерло, застыло на долгие тысячелетия. Остается надеяться, что с Землей такого никогда не случится.

Мефистофель клонится к горизонту, а вместе с ним идет по небу волна сплошной черноты. Словно небосвод переворачивается, переходит на другую половину планеты, а здесь остается пустота. Холод становится жестче. Наверное, пора возвращаться на корабль, иначе мы и замерзнем здесь, в пустыне. Наверное, ночью температура опускается градусов до тридцати мороза. Но Пат упорно идет вслед за вездеходом. Он что-то высматривает в дали слезящимися от холода и напряжения глазами.

— Пат, может, пора нам обратно?

Он тряхнул головой.

— Нет. И что, каждый раз идти заново? Так мы увидим… Ничего мы не увидим. Заночуем здесь.

— Ты что, Пат, сдурел? — меня вдруг словно веревкой потянуло обратно, в теплую рубку. А еще лучше — на Землю. — Мы же замерзнем! Гляди, у тебя уже щеки побелели. Ведь…

— Нет! — и он уходит вперед.

Что мне делать? Следовать за ним, у него компас, карта. Я только потеряюсь в этой чертовой пустыне. Говорят, в степи легче заблудиться, чем в лесу — нет ориентиров. Так и здесь. Ты можешь часами наматывать круги и упасть от изнеможения. Кости твои найдут лет эдак через десять. Сумерки все гуще. Скоро ночь и еще неизвестно, что происходит здесь ночью. Какие твари укрываются под землей, прячутся от яркого света, чтобы ночью выйти на охоту — охотиться друг на друга. Я посмотрел на небо. Оно усыпано звездами. Есть ли среди них наше Солнце? Может, вон та тусклая звездочка?

Вот, судьба занесла. Будто играет кто мною, двигает, как фишку, по игровому полю. Один ход, второй — красная клетка, зеленая клетка. Игрок радуется или огорчается, но для него это игра, а для меня — жизнь… У Фауста, наверное, нет луны. Ничто не восходит ночью на небосклон. А жаль. Интересно было бы посмотреть на чужую луну. Огромная она или крохотная, ярко ли светит или подобна далекой звезде, тусклый кружочек.