Марина Наумова - Наверху

Растерялся он уже позже — поняв, что всех его знакомых перевозят на другой корабль. Первоначально его замысел был довольно прост: дождаться, когда их запрут, спуститься, открыть дверь — а уж они сами должны были знать, как захватить корабль и повернуть в нужную сторону. Вместо этого он оказался в окружении землян-врагов, летящих, быть может, совсем в противоположную сторону. Если бы они хотя бы говорили помедленнее…

Полет длился три дня. За это время Все Равно чуть не попался, похищая еду из «кормушки», успел затосковать и значительно расширил свой словарный запас.

Однако единственное, что ему удалось узнать, было то, что по требованию возмущенного народа заседание трибунала состоится всего через день.

«Через день… через день… — повторял карлик, чувствуя, как зреет внутри желание отомстить. — Узнать бы хоть, куда они ссылают своих заключенных… найти бы их…» Он продолжал мечтать, а тоска пробирала его все сильнее: ничем не помочь, никак не спасти… И думая об этом, несчастный карлик по-своему плакал. Когда же наконец корабль сел, он первым делом пробрался к люку, выскользнул наружу и замер при виде ярко-синего огромного неба.

Перед ним была Земля…

— …А зверя они убили, — тихо шепнула Рипли, усаживаясь на скамью возле Эдварда. Синтия уже была там и сидела все с тем же отсутствующим взглядом.

— Выше голову, Элен… нам все равно нечего терять, — шепнул в ответ Эдвард.

Он единственный выглядел так, будто ничего не произошло, и рассматривал зал суда с особым, немножко ироничным любопытством, в то время как сбоку скамьи старался пристроиться Медный. Панцирь провокатора несколько потускнел, да и выглядел он жалко: короткое общение с Одиноким потрясло его настолько, что внутри возник невидимый, но ощутимый слой. Или сыграло роль неверие в честность партнеров по сделке?

Свидетели и документы сменяли друг друга довольно быстро — дело казалось ясным и не требующим особых комментариев. Магнитофонная запись, на которую так надеялась Рипли, исчезла при регистрации в центральной информационной сети — невидимая усмешка Зоффа смотрела на подсудимых и не оставляла надежд на прощение.

Иногда их о чем-то спрашивали. Синтия монотонным, словно запрограммированным голосом соглашалась со всеми обвинениями, так что и малоосведомленный наблюдатель мог бы заподозрить в ней зомби. Рипли или отмалчивалась, или огрызалась: бессмысленность сопротивления была слишком очевидна. Медный закладывал всех, как мог, лишь Эдвард пробовал что-то возражать — но тоже без энтузиазма.

— Варковски, вы признаете, что хотели стереть банк данных центральной информационной сети?

— Это был единственный способ избавиться от проникшего в нее чудовища, — глядя куда-то в сторону, отвечал он.

— Так вы признаете, что хотели сделать это?

— Да.

— Вы понимаете, какие последствия это могло повлечь за собой?

— Да.

— По чьему приказу вы делали это?

— По личной инициативе. Эта идея пришла мне в голову, к сожалению, слишком поздно. Также я не отрицаю, что комментарии к сообщению капитана «Остиена» были составлены и зачитаны лично мной. Я протестую только против одного пункта обвинения: государственной измены не было — была неудачная попытка защитить вас всех от диктата авантюристов и преступников… Но, — он усмехнулся, — победителей не судят, а у неудачников — такова уж судьба…

«Скорей бы все это закончилось, — думала Рипли, разглядывая наручники. Они были сделаны из какого-то нового пластика — металл не мог быть таким теплым. — Скорей бы все осталось позади…» Ее будто услышали — приговор был зачитан на следующее утро, и, казалось, ни у кого не вызвал особых эмоций, так как был давно известен заранее…

— Давненько же вас не было у меня в гостях! — безрадостно поприветствовал Элтона Президент. Видеть сегодня своего сообщника ему хотелось меньше всего.

— Что-то вы слишком печальны для такого большого праздника, — усмехнулся Элтон, располагаясь в кресле. — А где же наш друг Зофф?

— Празднует победу…

— То есть пьет?

— Наверное, — Президент поморщился. Как бы хотелось ему убрать из своего кабинета эту ненавистную черную рожу!

— И все же, Сол, вы мне сегодня не нравитесь, — снисходительно произнес Элтон. — Где туш? Где полные триумфа передачи о спасенной с таким трудом центральной сети? На вашем месте я превратил бы сегодняшний день в общенациональный праздник… Неужели в вас проснулась совесть? Только не говорите мне, что это так, сегодня не день апрельских дураков.