Марина Наумова: Наверху

«Вот и еще одной личностью… меньше… — вспыхнула в голове фраза. — Один… два… три…» В мерном постукивании что-то засбоило — но и это не могло заставить ее открыть глаза: наверное, Рипли было бы легче увидеть кровь, чем зеркально чистую поверхность донышка аннигилятора.

Человек не имеет права умирать вот так: след должен все равно остаться… Хоть какой-то след…

«Я не хочу такой смерти, — Рипли начала тихо раскачиваться на стуле. — Пусть она будет лучше жестокой — но реальной, зримой… такой, чтобы в нее нельзя было не верить; избавленной от этого молчания, — тогда будет хоть какой-то смысл. А так — впереди только НИЧТО… Но почему они остановились, почему не идут?» Она вздрогнула и открыла глаза. Аннигилятор был закрыт, в центре коридора о чем-то совещались…

«Неужели поломка?» — поморщилась она. Она просто не могла себе представить, как будет спускаться сюда во второй раз и снова вот так ждать…

Похоже, совещание пришло к концу — один из роботов (один?!) зашагал в сторону «банки».

«ВСЕ?» — напряглась Рипли.

— Элен Скотт Рипли, только что пришел приказ о вашем освобождении, — бесцветным голосом сообщил с порога робот.

Что это было? Сумасшествие? Сон?

Рипли схватилась за стул, чтобы не упасть, — но голова пошла кругом, все завертелось, замелькало…

И уже потом из беспамятства ее извлек знакомый голос:

— Элен, очнись, все позади… Мы победили, Элен, — и теперь уже навсегда!

И этому голосу вторил другой:

— Мама, ты слышишь меня? Это действительно так!!!

«Ну что ж… — улыбнулась Рипли. — Если это — безумие, то я ничего не имею против…» — и покорно обняла возникшего вдруг прямо перед ней Эдварда, который, вопреки всем своим привычкам, во весь голос смеялся, а рядом прыгала Скейлси и еще кто-то был рядом с ней…

Это был странный памятник. На нем не было никаких надписей — только имена. Имена, никому не известные, кроме двух людей и двух странных существ, каждый вечер приходящих сюда.

Возле некоторых имен не было фамилий, другие и вовсе были похожи на клички: Шеди, Ньют, Все Равно…

Любопытно было то, что перечитав их вслух, обе парочки — и человеческая, и другая — уходили в обнимку, а иногда в обнимку сидели, подолгу глядя в небо и, возможно, вновь повторяя имена, словно заклинания памяти… А один раз парковый сторож обнаружил, что надпись-эпитафия все-таки появилась. Только была она какой-то странной и казалась незаконченной:

«НЕТ, НЕ ЗРЯ…» Что поделать — странные бывают люди…

И странную память оставляют они о своих друзьях, а значит — и о себе.

Иногда сторож подходил и перечитывал имена, стараясь уловить в них какую-то закономерность, но большинство, разве что кроме Синтии и Дика Торнтонов, не были ему знакомы, да и вряд ли речь шла о той миссис Торнтон, памятник которой недавно торжественно открыли на площади неподалеку от здания Правительства. Мало ли похожих имен…

А кто такие Кейн (это имя повторялось даже дважды), Паркер, Ламберт, Горман, Хадсон, Хиггс, Вески, Клеменс, Смит, Морс? Просто имена… Просто маленькие следы чьих-то оборвавшихся жизней. А их много…

Еще сторожу говорили, что посетители этого памятника — люди не простые, вроде как даже те самые, что разоблачили в свое время…

Но в это он уже не верил совсем. С чего бы такие величины стали приходить сюда и заниматься подобными глупостями? У тех, кто наверху, есть заботы и поважнее, чем сохранить память о никому не известных людях, а такие сентиментальные выходки — занятие людей простых и, скорее всего, очень одиноких и много переживших. Наверху таких не бывает.

И он мел свои дорожки, тактично убираясь подальше, чтобы не мешать этим парочкам заниматься своим делом.

Может, оно и впрямь было кому-то нужно…