Олег Маркеев - Таро Люцифера

«Исполнится срок, и явится Совершенный.

Он сломает печать в ночь над День Всех святых.

И восстанут все силы Ада, и смешаются все силы земные.

Грозе великой быть на Москве».

— Бред.

Корсаков отшатнулся. Мария была страшна в своем пророческом безумии.

Мария вдруг, чего от нее никак не ожидал, по-армейски витиевато и многоэтажно выматерилась. Метнулась к машине, сунула руки под сиденье. Достала что-то, завернутое в тряпку.

Подбежала к Корсакову, глядя в глаза, сунула ему за ремень холодную стальную тяжесть. Корсаков втянутым животом почувствовал ребристую рукоятку пистолета.

Мария привстала на цыпочки, смазала губами по лбу.

— Ваня просил тебе отдать. Беги! — жарко выдохнула ему в лицо. — Храни тебя Господь.

Она толкнула его в грудь.

Корсаков оступился. По инерции сделал несколько шагов назад.

И побежал.

Бежал, петляя между лужами и наваленными внахлест ветвями. Бежал, чувствуя на своей коже жар дыхания Марии. Храня в памяти священный огонь, полыхавший в ее глаза.

Огонь знания, который сжигает сомнения и обязывает к действию.

С неба сыпал мелкий дождик. Дорога блестела от рано зажженных фонарей.

Жизнь медленно возвращалась в насмерть перепуганный город. Заметно прибавилось машин. По тротуарам засновали прохожие. Владельцы киосков и летних кафе спешно ликвидировали последствия урагана.

Водитель попался слоохотливый, да к тому же перевозбужденный только что утихшей бурей.

— Как на каркал Лужок. Вчера слышал по радио, очередной международный конгресс в Москву заманил. Что-то там про озеленение во всемирном масштабе, га! Так он, ты прикинь, взобрался на трибуну и понес: «Москва — самая зеленая столица в мире. Бла-бла-бла…» И все в таком духе. Типа берем обязательство за десять лет сменить шестьдесят процентов зеленых насаждений в городе. — Он указал на поваленное дерево. — Вот теперь пусть все разом и меняет! Одна труха, как выяснилось. Все на корню сгнило, ты посмотри! Ни одного нормального дерева. Как при Сталине посадили, так и росли. Ни фига сами не сделали. Только бабки пилить умеют, да нам лапшу на уши вешать.

Корсаков покосился на водителя. Парень, вроде бы молодой, тридцати нет, а клеймил, как седой ветеран.

«Средняя школа или путяга. В армии отбарабанил. Не сидел, но в криминальной среде болтался. В бандиты не выбился, из пролетариев убежал, ни денег, ни ума не нажил, — на глаз определил Корсаков и подытожил: — Пасынок реформ».

— Чем тебе Лужков не угодил? — задал вопрос Корсаков, просто чтобы поддержать разговор.

Парень злорадно хохотнул.

— А что мне его любить? Я на его стройках год корячился. Горбом своим отрабатывал то, что мама с папой меня не в том городе родили. Вот ты москвич?

— Прописка есть, — уклончиво ответил Корсаков.

— По твоей логике получается, что я тоже москвич.

— Не по логике, а по закону.

— Сказал тоже — по закону, — хмыкнул парень. — Закон у вас, как в дурдоме, кто первым встал, тому и тапочки. Первым штампик в паспорт получил — москвич. Не успел — иногородний. Раньше инородцами обзывали, кто рожей не вышел. А теперь — «иногородний». Типа есть город Москва. А что не Москва, то Ино-город! — хохотнул он. — И если ты в ином этом городе жить уже не можешь, то в Москве тебе светит только стройка, ларек, рынок или это… На Тверской кое-чем торговать. Вот ты как прописку получил?

— Паспорт дали, а в нем уже прописка была.

— Повезло, значит. А я за бабки купил. Но по закону, не боись. Отвалил со стройки, прорабу зарплату отписал, чтобы не возбухал. Поторговал с вьетнамцами на рынке. Блин, весь ихними палочками провонялся! Но платили хорошо. Поднакопил бабок, обернулся четыре раза за тачками в Голландию. Потом выцепил одну лярву, тоже на рынке ошивалась. Добазарился с ней на три штуки. Сходили в ЗАГС, отштамповались. А дальше, будьте любезны, «мужа к жене прописать». И вот этом Лужку! — Он на секунду выпустил руль и хлопнул себя ребром ладони в согнутый локоть. — И всем сразу — во!

«Мне бы твои проблемы», — с тоской подумал Корсаков.

Закурил, чтобы не участвовать в бессмысленной беседе.

— Вот почему говорят, что иногородние в Москве больше всех совершают преступлений?

Водителю был нужен не собеседник, а слушатель. На затихшего Корсакова он не обратил внимания.

— Не, я не спорю, все правда. А почему это так? Нет, ты не бычься, а подумай! Потому, командир, что озвереешь, на такое глядючи. — Парень свободной рукой ткнул в яркие витрины. — Ну подумай сам, кто же будет корячиться, как рыба об лед, костями греметь, когда тебя сразу сказали — срань ты иногородняя! И ни фига тебе здесь не светит. Здесь люди живут. Люди! Понял, да? А я, значит, типа уже не человек? Говно, значит, за всеми выгребать, человек. Кирпичи на морозе таскать — человек. А как жить, как человек, так — иногородний!