Олег Маркеев - Таро Люцифера

Оторванная голова блондина с измочаленной шей скалилась в манекенской улыбке. В стеклянных глазах играли зайчики света.

Стены комнаты вдруг сделались дымчатыми, колеблющимися, тая, отступили во мрак. Помещение расширилось, потолок выгнулся стрельчатой аркой.

Тишина стала гулкой, как в склепе. Пахнуло подземельным холодом.

В куче тел кто-то зашевелился. Корсаков сразу же поймал темный контур на мушку.

Глаза не поверили увиденному.

Огромный варан приподнялся на лапах. С морды капала кровь. Круглые глаза смотрели с тупой ненавистью. Тварь распахнула пасть, показав мелкие острые зубы.

Корсаков выстрелить не успел. В полумраке сверкнула стальная молния. И косо срезанная голова твари с чавкающим звуком отвалилась. Из трубы распоротого горла хлынула вонючая слизь.

Приступ рвоты сломал Корсакова пополам. В глазах потемнело. Рвало мучительно, до желчной слизи.

«Я сейчас сойду с ума!»

И сразу же воля превратилось в кисель. Захотелось упасть ничком и не шевелиться. Закрыться в скорлупе безумия, и пусть весь мир и все преисподние вместе взятые катятся ко всем чертям.

— Chez moi, les infants de la veuve! Chez moi!! — отчетливо прошептал мужской голос. Тихий, но еще полный силы.

Корсаков против воли пошел на зов. Скользя по окровавленным и измазанным слизью телам. Тварей, нежитей и человеческим.

В самом центре кучи его ноги разъехались, попав в свежую жижу внутренностей варана. Корсаков тяжело плюхнулся на колени.

В человеке, по пояс заваленному убитыми, он не сразу узнал Рэдерика. Слишком было измочалено лицо. Только глаза остались прежними: цвета январского неба. И такие же ясные и студеные.

— Они устроили засаду, — прошептал разбитыми губами Рэдерик. — Я сделал все, что смог.

— Анна жива?

Рэдерик опустил веки.

— Где она?

Рэдерик вдруг цепко схватил его за руку.

— Таро! — на выдохе прошептал он.

— Далось вам это дерьмо!!

— Таро! — повторил Рэдерик. Распахнул глаза. В них смешивался лед предсмертный и огонь ярости. — Та-а-ро-о!

Корсаков не знал, что ответить.

Редерик с трудом разлепил губы.

— Брось меня, — прошептал он. — Здесь все кончено. Иди. Сражайся или… умри.

Он еще крепче сжал руку Корсакова, боль от стальных пальцев сделалась нестерпимой.

Корсаков зашипел и попробовал отцепить мертвую хватку. Пальцы натолкнулись на рукоять хлыста, за петлю подвешенную к запястью Рэдерика.

Показалось, что Рэдерик чуть заметно кивнул.

— Что? Взять?

— Да, — едва слышно прошептал Рэдерик. — Пулей… нельзя. Только… серебро.

Последнее слово он выдохнул со свистящим звуком. Разбитые губы замерли. И сквозь них проклюнулся алая струйка. Змейкой поползла по скуле к уху.

Корсаков свободной рукой закрыл остекленевшие глаза рыцаря.

По одному, выпрямляя, как гвозди, разогнул мертвые пальцы. Снял с белой кисти петлю. Подхватил тяжелую рукоять боевого хлыста. Выпрямился. Длинный чешуйчатый язык хлыста вытянулся из-под груды тел.

Корсаков медленно обвел взглядом поле боя. Готический зал был завален трупами. Тела в боевых доспехах лежали вперемешку с тушами монстров, словно сошедшими с полотен Валледжо. Из кучи тел, на которой распростерся Рэдерик косо торчало древко знамени. Черно-белое полотнище, священный Бонсеан рыцарей Храма, поникнувшее и заляпанное кровью, до пояса укрывала тело погибшего воина.

В груди Корсакова вспыхнул белый огонь ярости.

Гортанно вскрикнув, он взмахнул кнутом и обрушил страшный удар на распростертые у ног тела.

В глазах полыхнуло белое пламя. Сердце обмерло и гулко ухнуло в пустоту.

Громкий, требовательный пиликающий звук вытащил из оцепенения.

Корсаков покачнулся. Чешуйчатый язык хлыста свился змеей и острыми шипами проскреб по полу.

Квартира была пуста. И совершенно нетронутой. Будто и не было ничего. Под потолком горел китайский фонарик, освещая мирное гнездышко молоденькой девушки.

Громко пиликал телефон под тахтой.

Корсаков устало плюхнулся на постель. Снял трубку.

— Вы зря тратите время! — раздался раздраженный голос Магистра.

Корсаков сглотнул ком в горле.

— Рэдерик…

— Я знаю! Как и то, что у вас осталось всего два часа. Точнее, сто десять минут.

Корсаков неожиданно для себя рассвирепел.

— Да?! А сколько осталось у вас, уважаемый? Что будет, если я на все забью и больше ни шагу не сделаю?

Магистр громко задышал в трубку.

— Только не лопнете от злобы, дядя! — добавил Корсаков.