Трепещущие тени легли на ее лицо, и оно казалось таинственным и прекрасным.
— Зачем ты так?
— Потому что все уже было.
Анна медленно отстранилась. В глазах плескалась немая боль. Корсаков едва сдержался, чтобы не притянуть ее к себе, прижать к груди и больше не отпускать. Никогда.
Окурок обжег пальцы, и боль смахнула пелену наваждения. Он послюнявил палец, тщательно загасил окурок, сунул его в пустую бутылку и прилег на матрац.
В прихожей забухали шаги. Раздался возбужденный голос Влада, шелест полиэтиленовых пакетов и перезвон бутылок.
— Ты есть будешь? — спросила Анна.
— Нет, — сглотнув комок в горле, прошептал он.
Теплая ладонь коснулась его щеки.
Анна повернулась и крикнула в приоткрытую дверь:
— Лось, копытами не греми! Человек спит.
Владик пробубнил что-то невнятное, и сразу же стало тише.
Корсаков благодарно улыбнулся девушке, невольно поразившись ее душевной чуткости. И почувствовал, что его и вправду засасывает теплый водоворот сна.
«Анна, Бог мой, Анна! Пусть она меня полюбит, а буду писать ее всю жизнь. А может и не буду. Будем просто жить, как заповедовал Господь жить мужчине и женщине. Может и жизни-то осталось всего — ничего…»
* * *
Корсаков медленно вынырнул из сна.
Мысли в голове были вялыми и полусонными, как головастики в прогретой солнцем воде.
«Все, если честно, началось со встречи с Анной. Остальное — бесплатное приложение. Что ходить вокруг да около? Да, увидел человечка и решил, что вот он — знак, что все закончилось. Семь лет… Перечеркнуть и забыть. И жить заново. А как в ту ночь работалось! Как раньше. Нет, в сто раз лучше. Если даже папахен в акварельке опознал музейного уровня работу. Разбудила она меня, разбудила… Как сложится с ней, боюсь загадывать. Но прежним мне уже не быть. Да и смысла нет. Если Жук навеки приторчал в клетке, надеюсь, это не видение, то, можно считать, что дело сделано. Пора начинать новую жизнь. Дай Бог, опять поднимусь. Нет, просто буду писать картины для себя и друзей. И жить, как Бог на душу положит».
Он проморгался, зевнул в кулак.
Машина неслась в редком потоке по правой полосе.
Мария сосредоточенно следила за дорогой. Руль она держала по-мужски уверенно и, что редкость на русских дорогах, профессионально использовала коробку передач. Руку даже не убирала с рычага.
— Вам сняться сны, где вы и Анна вместе, — неожиданно произнесла Мария.
— Я что, кричал во сне?
— Нет. Только раз назвали ее по имени. Но я знаю, вам должны сниться такие сны. Иные времена, возможно, иные страны. А вы — вместе.
Корсаков завозился в кресле, устраиваясь поудобнее.
— Просто вы, Мария, романтическая натура, — немного смутившись, пробормотал он.
— Нет. Просто я слишком много знаю из того, что знать бы не следовало. Все эти масонские тайны… Глупышка, сунулась, куда не просили. Теперь мучаюсь.
— Ну и не мучились бы.
Она покачала головой.
— Нет. Они говорят, знания обязывают к действию.
— Кто — они?
— Посвященные. — Она перехватила его напряженный взгляд. — Нет, нет… В фартуке и с мастерком в руках я хожу только с Ванюшей. Но знания… Понимаете, в отличие от вас, я не могу оправдаться неведением.
— Во многих знаниях…
— Именно.
Она вдавила педаль в пол и пошла на долгий обгон фургона. Дальнобойщик места не уступал, и ей пришлось выскочить на встречную полосу. Закончив лихой маневр, она заслужила приветственное бибиканье в след от водителя фургона.
— Где так научились водить?
— В прежней жизни, — коротко ответила она. — Смотрите!
Впереди уже вставала белая стена новостроек.
Над Москвой в небе нависала сплошная черная стена. Грозно черная, с едва видимыми мутными размывами водяных смерчей.
Вдоль дороги заклубилась пыль. Взлетала в воздух высокими закрученными султанами. Плотный ветер вдавил в лобовое стекло, на мгновенье остановив машину. Двигатель хрюкнул, но преодолел сопротивление и еще яростней заурчал.
— Грозе великой быть на Москве, — прошептала Мария. — Где живет ваша Анна?
Корсаков назвал адрес нового микрорайона на другом конце Москвы.
— А, «Лужковская деревня», — кивнула Мария. На секунду задумалась. — Поедем через центр. По Кольцевой боюсь. Вдруг накроет грозой, не выберемся.
Черная стена туч поглотило солнце. Сразу же потемнело, как в сумерках. Встречные машины зажгли фары.
* * *
Накрыло их в районе Савеловского. Шквал ветра сорвал рекламный щит, легко, как картонку, закрутил в воздухе. Ветер был такой силы, что капли дождя полетели параллельно земле.
Читать дальше