Геннадий Прашкевич - Пес Господень

Она ничего не сказала, но впала в забытье.

Тогда приказали принести чашку с холодной водой и поднесли эту чашку к ее лицу. А когда она открыла глаза и увидела мир, еще раз сказали ей, чтобы она сказала правду.

Она ничего не сказала, но снова впала в забытье.

Тогда приказали облить ее холодной водой, и облили. И она сказала: «О, Господи, чего они хотят от меня?»

Тогда ее облили из второй чашки с водой.

Она открыла глаза и ей сказали, чтобы она сказала всю правду прежде, чем ее снова подвергнут пытке. И, заплакав, она сказала: «Я не знаю, чего хотят ваши милости.»

Ей ответили, что хотят, чтобы сказала правду.

Снова заплакав, она сказала, что отрекается от своего отца.

Ее спросили, почему она отрекается от своего отца?

Она несколько раз прочла молитву и сказала, что ее отец богохульник и еретик.

Тогда приказали облить ее холодной водой всю и, когда она открыла глаза, спросили, не хочет ли она сказать, верует ли она в Бога-отца, в Бога-сына и в Бога-Духа святого?

Она сказала: «Верую.»

Тогда еще раз облили ее водой и спросили, верует ли она в Иисуса Христа, родившегося от пресвятой девы Марии, страдавшего, воскресшего и восшедшего на небеса?

Она сказала: «Верую.»

Тогда спросили, верует ли она в то, что за каждой обедней, совершаемой святой братией, хлеб и вино божественной силой превращаются в кровь и в тело христово?

Она сказала: «Верую.»

И сказала: «Разве я не должна веровать в это?»

И еще сказала: «Верую во все, во что верует Святая мать римская церковь и чему она публично нас поучает.»

Тогда сказали ей: если так, то почему она не хочет сказать всей правды, которую знает?

Заплакав, она ответила: «Отпустите меня. Я уйду в монастырь молиться Богу за ваши милости.»

Потом она вновь заплакала.

А потом застонала и добавила, что если останется живой, то утопится в колодце замка Процинта…"

Дама и друг ее скрыты листвой благоуханной беседки живой. «Вижу рассвет!» – прокричал часовой.

Боже, как быстро приходит рассвет!

Не зажигай на востоке огня. Пусть не уходит мой друг от меня. Пусть часовой дожидается дня.

Боже, как быстро приходит рассвет!

Нежный, в объятиях стан мой сдави. Свищут над нами в ветвях соловьи. Сплетням назло предадимся любви.

Боже, как быстро приходит рассвет!

Нежный, еще раз затеем игру. Птицы распелись в саду поутру. Но часовой уже дует в трубу.

Боже, как быстро приходит рассвет!

Дышит возлюбленный рядом со мной. В этом дыханье, в прохладе ночной словно бы нежный я выпила зной.

Боже, как быстро приходит рассвет!

Дама прельстительна и весела и красотой многим людям мила. Сердце она лишь любви отдала.

Боже, как быстро приходит рассвет!

"…сделал шаг, и еще шаг.

Он никак не мог понять, действительно ли где-то вдалеке, может, в деревне, поют альбу, песнь утреннюю, или только так кажется?

Внезапная острая боль отдавала под ключицу, томила сердце, выламывала суставы, но Ганелон чувствовал – сегодня болезнь не сможет победить. Сегодня болезнь не отнимет у него разума, не затмит глаза серыми мухами, не бросит в корчах на землю. Он научился чувствовать такое, почти год проведя год в тесной келье Дома бессребреников под неустанным наблюдением и попечением святого отца Фомы, опытного лекаря, весьма сведущего в болезнях.

Брат Одо!

Молюсь неустанно за тебя, брат Одо. В рай ты введен, верую.

Ганелон остановился.

Клуатр, внутренний дворик, в Доме бессребреников был мал и тесен. Со всех сторон нависала над ним деревянная простая галерея. На узких клумбах неярко цвели кусты чайных роз.

Ганелон уже трижды обошел клуатр.

Он уже трижды повторил про себя святой Розарий – и крестное знаменье, и «Отче наш», и «Радуйся, Мария», и «Слава Отцу», и «О, Мария, без первородного греха зачатая», и «О, Иисусе», и еще трижды повторил «Отче наш», а потом «Верую».

В очередной раз обойдя клуатр, Ганелон остановился.

За настежь раскрытыми воротами Дома бессребреников лежало голое поле, за ним угадывалась невидимая река.

Поет кто-то альбу или дальний голос на самом деле звучит только в нем, внутри, как звучали, теснились в нем во время долгой его болезни самые разные голоса? Верить собственному слуху или молиться?