Роберт Силверберг - Ч. де Линт - Страна сновидений Р. Силверберг - Письма из Атлантиды

— Я понимаю. Но это же было каким-то чудачеством — всякие там учения о возвращении назад к земле и тому подобное. Правда.

— Окружающей среде действительно нанесен урон, — сказал отец. — Восполнить эту потерю — и не столько богатства, сколько самих себя, — вот чем в то время занимались диггеры и вот в чем правда.

— И пообещать своего ребенка духу земли! — выпалила Нина и тут же зажала ладонью рот.

Похоже, родители обиделись.

— Извините, — сказала Нина. — Я не это хотела сказать.

— У меня нет оправдания тому, что мы сделали, — сказал отец. — Все слова о том, что мы хотели как лучше, теперь немногого стоят, ведь так?

— Я понимаю, что вы сделали это не специально, — сказала Нина. — Что вы и понятия не имели о том, что эта чепуха случится на самом деле. Это же просто…

Она вздрогнула, почувствовав пронизывающий до самых костей холод.

— Мне действительно страшно, — сказала она.

— Нам тоже, дорогая, — сказала Гвен.

— Но мне вдруг стало так холодно… как будто она снова идет за мной…

Родители встревоженно переглянулись. Джуди тоже затряслась, но не от холода, а только от страха.

— Нина… — позвал Джон.

Склонившееся к ней лицо отца поплыло у Нины перед глазами.

— Так холодно… — проговорила она.

Она почувствовала его руку на своем плече. Рука была горячей. Совсем не то, что комната. Та напоминала морозильную камеру. С каждым вздохом она видела облачко своего дыхания. Над столом порхал легкий снежок. Казалось, что больше никто этого не видит.

— Она как лед, — послышался голос отца, но как будто очень издалека.

— Господи, — сказала мать, и ее голос тоже стал отдаляться. — Что же нам делать?

На плечо Нины опустилась еще чья-то рука — еще одно горячее прикосновение.

— Нина, дорогая, — говорила мать. — Ты меня слышишь?

Она попыталась кивнуть в ответ, но голова так отяжелела, что стала клониться к столу, опускаясь ниже, ниже. Холод пронизал ее всю насквозь. В ушах стоял звон. В комнате стало как зимой. И потом она стала куда-то погружаться.

В холод. В холодную тьму.

Она услышала крик матери, зовущей ее, но это был всего лишь слабый отголосок в безбрежном океане мрачного безмолвия.

А потом она окончательно провалилась.

В холодный мрак.

Придя в себя, она захлопала глазами при виде странного окружающего мира. Она снова оказалась в чужом теле. Какого-то животного. Но на этот раз все было по-иному. Сейчас все было… нормально.

Кругом стояла стена высокой зеленой растительности, и она не сразу поняла, что это всего-навсего трава. Своим новым толстым тельцем она припала к самой земле. Оно было покрыто высохшей и морщинистой кожей, зато задние лапки — мускулистые и сильные, и она настолько слилась со своей новой оболочкой, что чувствовала себя в ней более уютно, чем в собственном теле.

Холод отступил.

Подтянув лапки, Нина попробовала прыгнуть. Чужое тело живо откликнулось, и она заулыбалась от удовольствия.

Она была жабой.

И чувствовала себя просто замечательно.

Поиски тотема, вспомнила она. Обретя его теперь, она не понимала, почему сначала так испугалась. Жабье тело, то, как оно необычайно быстро все воспринимало, как инстинктивно постигало самое себя и связь с окружающим миром, вызывало ощущение спокойствия, от которого она затаила дыхание.

Это было не страшно: это было прекрасно, как однажды выразился папа, рассказывая о представлениях индейцев относительно того, что все должно находиться в надлежащем месте, а все отношения — быть ясными и понятными. В своем роде внутренняя гармония, и если она в тебе была, то озаряла своей красотой и окружающий мир.

И что там папа говорил насчет счастья, который приносит тотем жабы?

Ну, она и чувствовала себя счастливой. Все эти былые кошмары рассеялись — чужие тела, ее неуклюжие попытки заставить их слушаться, полное отчаяние, которое она чувствовала, оказавшись пойманной в ловушку их плоти… Всего этого больше не было.

Пока она не услышала звук шагов.

Пока над ней не замаячила тень невероятных размеров и не склонилось огромное, как дом, старческое лицо, изрезанное морщинами. Сильные пальцы протянулись и вытащили ее из ее пристанища в траве.

Я-вау-це.

— Добро пожаловать, дочка, — произнес дух.

Слова опять прозвучали на каком-то чужом языке, но Нина снова все поняла.

— Теперь, когда я помогла тебе познать самое себя, пора и тебе помочь мне.

У Нины гулко забилось сердце; маленькое жабье сердечко колотилось в груди яростной барабанной дробью.