Robert Silverberg. The Pain Peddlers (1966). Пер. – Л. Огульчанская. – _
Засигналил видеофон, Нортроп слегка нажал локтем на переключатель и услышал голос Маурильо:
– У нас гангрена, шеф. Ампутация вечером.
При мысли об операции у Нортропа участился пульс.
– Во сколько она обойдется? – спросил он.
– Пять тысяч, и все будет тип-топ.
– С анестезией?
– Конечно, – ответил Маурильо. – Я пытался договориться иначе.
– А сколько ты предложил?
– Десять. Но ничего не вышло.
Нортроп вздохнул.
– Что ж, придется мне самому уладить это дело. Куда положили больного?
– В Клинтон-Дженерэл. Он под опекой, шеф.
Нортроп вскинул густые брови и впился взглядом в экран.
– Под опекой?! – зарычал он. – И ты не сумел заставить их согласиться?
Маурильо вмиг осунулся.
– Его опекают родственники, шеф. Они уперлись. Старик вроде не возникал, но родственники…
– Хорошо. Оставайся на месте. Я приеду сам, – раздраженно бросил Нортроп.
Он выключил видеофон, достал два чистых бланка на случай, если родственники откажутся от его предложений. Гангрена гангреной, а десять кусков – это все-таки десять кусков. Бизнес есть бизнес. Телесеть назойливо напоминала о себе. Он должен был либо поставлять продукцию, либо убираться вон.
Нортроп нажал большим пальцем на кнопку робота-секретаря.
– Подайте мою машину через тридцать секунд. К выходу на Саут-стрит.
– Слушаюсь, мистер Нортроп.
– Если кто-нибудь зайдет ко мне в эти полчаса, записывайте. Я отправляюсь в больницу Клинтон-Дженерэл, но не хочу, чтобы меня там беспокоили.
– Слушаюсь, мистер Нортроп.
– Если позвонит Рэйфилд из управления телесети, передайте, что я достаю для него «красавчика». Скажите ему… да, скажите ему, черт побери, что я позвоню через час. Все.
– Слушаюсь, мистер Нортроп.
Нортроп кинул сердитый взгляд на робота и вышел из кабинета.
Гравитационный лифт почти мгновенно опустил его с сорокового этажа вниз. У выхода, как было приказано, ждала машина – длинный лакированный «фронтенак-08» с пузырчатым верхом. Разумеется, пуленепробиваемый. На режиссеров-постановщиков телесети нередко совершали покушения всякие сумасшедшие.
Нортроп удобно устроился, откинувшись на спинку плюшевого сиденья.
Машина спросила, куда ехать, и он назвал адрес.
– А не принять ли мне стимулирующую таблетку? – сказал Нортроп.
Из автомата в передней панели выкатилась таблетка. Нортроп тут же ее проглотил. «Ну и надоел же ты мне, Маурильо, – подумал он. – Неужели ты не можешь обработать их без меня? Ну хотя бы разок?» Он уже решил про себя: Маурильо должен уйти. Сеть не терпит слабонервных.
Это была старая больница. Она помещалась в одном из допотопных архитектурных чудищ, которые строили из зеленого стекла шесть – десять лет назад, – плоское безликое сооружение, безвкусное и некрасивое.
Парадная дверь засветилась радугой, и Нортроп вошел в здание. В нос ударил знакомый больничный запах. Большинству людей он не нравился, но только не Нортропу. Для него это был запах долларов.
Больница была настолько старой, что ее еще обслуживали медицинские сестры и санитары. Конечно, по коридорам сновало множество роботов, тем не менее режиссеру попадались то чопорные медицинские сестры средних лет, которые толкали перед собой передвижные столики с маисовой кашей, то дряхлые старики, методично двигавшие половой щеткой. В начале своей карьеры на телевидении Нортроп сделал документальный фильм об этих живых ископаемых больничных коридоров. Он получил за него премию. В памяти режиссера всплывали кадры, запечатлевшие и медицинских сестер с дряблыми лицами, и сверкающих роботов; фильм был ярким свидетельством бесчеловечности новых больниц. С тех пор много воды утекло. Теперь от режиссеров требовали иного, особенно после того, как были изобретены интенсификаторы восприятия и телемедицина превратилась в подлинное искусство.
Робот проводил Нортропа до палаты номер семь. Там его поджидал Маурильо, маленький, самоуверенный человечек, которому сейчас явно недоставало спокойствия. Он понимал, что допустил промах. Маурильо просиял заученной улыбкой и сказал Нортропу:
– Вы очень быстро добрались, шеф.
– А сколько, по-вашему, нужно времени, чтобы я успел спасти дело? парировал Нортроп.
– Где больной?
– Здесь, почти в самом конце палаты. Видите занавеску? Я ее приподнял, чтобы мы могли уместиться вместе с наследниками, то есть родственниками больного.
Читать дальше