Георгий Ефремов - Из железного плена

Григорий повернулся и еще раз окинул взглядом светлую искристую пирамиду собираемого Звена, и у него на душе стало тепло.

После очередного сеанса, после мучительного пробуждения Александр обессиленно лежал на кровати, стараясь унять нервную дрожь. Спиной он чувствовал влажную разгоряченную простыню, всю в складках. Видимо, ночью он снова много ворочался. Подушка была сбита набок, куда-то в сторону. «Но все это проскальзывало мимо его сознания: перед глазами стояли новые формулы, которые нужно было запомнить во что бы то ни стало. Новые шеренги знаков и формул атаковали его сознание, словно хотели, чтобы он сдался, отказался от своей затеи. Ивашов считывал их ряды, укладывая в памяти. На мгновение, на короткий болезненный миг ему вдруг показалось, что он не выдержит и сорвется… Вот сейчас страшно закричит и начнет выплевывать из себя одну формулу за другой словно ругательства. Но он только сильнее сжал зубы, чувствуя набухшие желваки на скулах. Он знал, он верил, что сумеет все запомнить, какого бы труда и напряжения ему это ни стоило. Так должно быть, должно!

Через некоторое время, когда поток информации иссяк, он принялся анализировать свежие материалы, связывая их в единую логическую цепь с полученными в предыдущих сеансах. Временами он лишь поражался себе — никогда не подозревал, что человеческая память способна переварить такой большой объем новых знаний. Но факт оставался фактом: память не подводила, она функционировала на удивление четко.

Благодаря тому, что Ивашову приходилось постоянно держать в голове, все схемы и формулы, у него развилось какое-то странное ощущение, будто он может одновременно охватить всю совокупность информации, и не только охватить, но и осознать, осмыслить/ И это действительно было так.

Уже через три недели после заточения в железную тюрьму Института ТНУ он начал довольно прилично ориентироваться в языке научных знаков Икс-феномена, приходившего >к концу контактных сновидений. С трудом давались лишь новые, последние серии снов, но постелен-но прояснялись и они. И для того, чтобы вспомнить, вычленить отдельные моменты, не нужно было напрягаться, вспоминать отдельные передачи, а лишь сознательно выхватывать относительно цельные куски сновидений. Это было похоже на то, как если ’бы он вначале пытался постичь какую-то незнакомую конструкцию, изучая на ощупь с закрытыми глазами, а после воочию увидел при свете дня. Детали складывались в более крупные части, те, в свою очередь, сплетались в звенья, в блоки.

Звено контакта рисовалось ему каким-то трехмерным треугольником, усыпанным чувствительными антеннами. Эта пирамида делилась на три части, одна из которых отвечала за восприятие особых волн информации, другая — за их переработку, адаптацию к современной системе машинного языка, и третья — наиболее простая — за синхронный перевод на один из земных языков. Звено контакта представляло из себя довольно объемный специализированный приемник-дешифратор информации Че-меня…

«Чеменя? — мысленно переспросил себя Александр, — как странно прицепилось ко мне это слово! И почему я называю чужую цивилизацию именем чувашского сказочного героя? Это, наверное, что-то ностальгическое…»

Ивашов вспомнил свою недавнюю, но кажущуюся теперь далекой поездку в Чувашию. Тогда ему пришла в голову старая легенда, рассказанная Володиным еще во времена их совместной учебы.

Прибыв в Чебоксары, он решил во что бы то ни стало побывать около легендарного кургана — мечта, дремавшая в нем все эти годы. Григорий с радостью согласился и организовал эту поездку на удивление быстро.

Была весна. Вокруг зеленели цветущие луга, насыщая воздух ароматами, от которых горячило кровь и все тело казалось невесомым. Проселочная дорога пылила, и за машиной клубился коричневый шлейф. Потом выехали на асфальтированную трассу. Горизонт был чист. Они подъехали к одиноко расположившемуся посреди огромного луга высокому холму. Правда, его можно было называть курганом только условно. Это — заметное издали возвышение над обширным ровным пространством в виде широкого низкого правильного конуса, длина окружности основания которого составляет не одну сотню метров. Григорию вспомнилось, как отец проклинал курган, когда дождевая туча, надвигавшаяся с северной стороны, разрывалась над курганом на две части и расходилась, и на село не выпадало ни капли дождя, тогда как в соседних деревнях шел настоящий ливень.