Джеймс Ганн - Слушающие

Макдональд покачал головой.

- Нет, одно и то же. Похоже, что капеллане хотели сказать о себе только самое важное и увериться, что мы это поняли, прежде чем идти дальше.

- Как в программированном обучении, - заметил Уайт.

Он почувствовал облегчение - не было новых посланий, придется иметь дело с единственным посланием от чужаков, с единственной проблемой, а не с комплексом.

- Или же, - продолжал Макдональд, - они не хотят двигаться дальше, передавать что-то новое, пока не узнают, что мы их принимаем и понимаем, пока мы им не ответим.

Уайт быстро сменил тему.

- И какие же важные вещи они нам сообщили?

- Кто они. Где живут. Как называются. Как размножаются. Как мыслят.

- И как же они мыслят? - спросил Уайт.

- Словами, числами и образами, - ответил Макдональд. Так же, как и мы.

Уайт сверлил взглядом рисунок, словно хотел силой воли вырвать все его секреты, которые тот ревниво берег.

- А думают ли они, как и мы... в категориях выгоды и невыгоды, в категориях прибыли и убытка, в категориях победы и проигрыша, в категориях типа "а что я с этого буду иметь"?

Уайту показалось, что Макдональд посмотрел на него так, как сам он смотрел на рисунок. Директор покачал головой.

- По-моему, они настроены миролюбиво. И мы не все мыслим в категориях выгоды и борьбы. Мне кажется, мы все больше утрачиваем дух соперничества. Кроме того, птицы всегда были и остаются символом мира.

- Только голубь, - угрюмо уточнил Уайт. - Вы когда-нибудь видели, как сойка нападает на других птиц, кошек и даже людей? А ястребы, а орлы, а грифы? Любое существо, становящееся на своей планете доминирующим видом, должно быть агрессивным. Как думает птица?

"А как думает человек? Тот, которого ты воспитал в тепле своего дома, в тепле своих рук, в тепле своей, любви... как он думает? Как можно достучаться до него, сказать ему, заставить его понять, на кого он похож и на что похож мир? А сказать он хотел так: "Слушай, сынок, ты видишь мир дружественным и улыбчивым оазисом покоя, честной конкуренции и благородных правил игры, а ведь он совсем иной. Продолжай так думать, и он при первом же удобном случае отгрызет тебе твою черную задницу".

А Джон сказал бы в ответ: "Перестань говорить, как черномазый, отец!"

Уайт перевел взгляд с рисунка на лицо Макдональда.

- У вас есть сын? - спросил он и, услыхав, как это прозвучало, понял, что выдал кое-что о себе самом. Не "есть ли у вас дети?", а именно: "есть ли у вас сын?" Сейчас один ребенок стал нормой, и может, Макдональд ничего не заметит.

Лицо Макдональда смягчилось.

- Есть, - сказал он.

Он все понял.

- Мы очень похожи друг на друга, - сказал Уайт. - Это мой сын приехал со мной.

- Я знаю, - ответил Макдональд.

- Он у меня за личного секретаря и очень интересуется вашей Программой, - услышал Уайт самого себя.

- Я знаю, - повторил Макдональд.

- Не знаю, что бы я делал без него, - сказал он, и для него самого это прозвучало почти как просьба. Может, это и была просьба.

- Моему сыну всего восемь месяцев, - сказал Макдональд.

Уайт поднял брови.

Макдональд рассмеялся.

- Вся моя жизнь прошла в ожидании. Я и этого ждал слишком долго.

Уайт представил, как Макдональд ждет здесь, среди всех этих чуждых машин с их чуждыми запахами, как караулит Послание со звезд, которое все не приходит, слушает пятьдесят лет понапрасну. Вздор! Он снова ударился в сантименты. Это не тот человек. Это Программе пятьдесят лет, а Макдональд работает здесь всего лет двадцать. Кроме того, он инженер и наверняка любит машины, их запахи, трески и шорохи. Но и двадцать лет...

И вот наконец Послание пришло, но навсегда останется без ответа. Уайта захлестнула волна сочувствия к Макдональду, ко всем этим людям, которые посвятили жизнь безнадежному делу.

- Вы не похожи на человека, которому сообщили, что дело его жизни не будет закончено, - сказал Уайт.

Макдональд улыбнулся. "Эту улыбку, - подумал Уайт, - он, наверное, пронес через все долгие годы ожидания".

- Я ждал очень долго, - сказал Макдональд, - капеллане тоже. Если нужно, мы можем подождать еще немного, но, надеюсь, ваше решение изменится. Ведь вы еще здесь и еще слушаете.

- Это мой долг, - сказал Уайт.

Макдональд промолчал.

"Он мог бы сказать: "Ничего вы мне не должны, господин президент. Это мы в долгу перед вами за вашу жертву", - подумал Уайт в мгновенном приступе раздражения, но тут же отогнал эту детскую мысль.

- А что с остальными словами? - спросил он. - С теми, которые вы пропустили?