Сирил Корнблат - Синдик

Священника эта тирада ошеломила. Джон казался честным, факты есть факты — может ли добро порождатся злом? А Его Святейшество Папа Римский с его разбирательством дела Ломбардов — банкиров, или как там они себя называют…

— Я должен подумать над этим, сын мой, — сказал он. — Может быть, я поторопился. Возможно, во времена апостола Павла ростовщичество было совершенно другим. Возможно, то, чем занимаешься ты, на самом деле не ростовщичество, а просто нечто, его напоминающее. Можешь оставить мне это серебро.

Когда Джон ушел, отец Амвросий закрыл глаза и подпер голову руками. Все действительно переменилось. Во времена Старого Завета у мужчин было несколько жен. Сейчас же это грешно, но действительно ли Авраам, Исаак и Иаков попали в рай? Павел писал свои послания небольшим островкам христианства, окруженным морями язычников. Конечно, тогда для христиан было необходимо держаться поближе друг к другу против общего врага, тогда как сейчас эти узы могут спокойно быть немного ослабленными. Как может быть грехом плата за упокой души Гудди Ховата, стремление к лучшей цене за эль пивовара Тэтчера и спасение деревенского сена? Дьявол изощрен, но наверняка не настолько же! Еще немного таких ухищрений, и этот приход будет напоминать райские кущи!

Отец Амвросий оставил свои размышления и подошел к алтарю, в качестве которого он использовал небольшой церковный камень. Он начал рьяно переворачивать страницы огромной библии в кованом переплете.

— Корень всего зла — в любви к деньгам…

Тут отца Амвросия озарило, что слова апостола Павла относятся не к любви к деньгам Джона Золотаря, а в любви к ним сэра Болдуина.

Он снова вернулся к своей проповеди, и его перо начало скрипеть по пергаменту, стирая последние следы Анналов Тацита, VII, i-v. Ладно, эта проповедь будет обличать, но обличать не Джона Золотаря. Она будет стыдить сэра Болдуина за отсутствие сострадании и за то, что он не следует Законам Божьим, за то, что отказывается отдать Фоллоуфилд кредитору. В это воскресенье в церкви прозвучит гул одобрения, и много укоризненных взглядов обратятся к сэру Болдуину за ею попытку очернить друга и благодетеля этого прихода, ростовщика.

— Вот как власть переходит из одних рук в другие, — заключил Ф.У.Тэйлор, откашлявшись, — и вот какая следует реакция народа. Странная вещь — люди всегда думают, что каждая смена власти — это вообще последняя смена власти.

Казалось, он закончил.

— Дядюшка, — сказал Орсино, — кто-то меня пытался убить!

Тэйлор долго молча глядел на него.

— Что произошло? — наконец спросил он.

— Я пошел в театр, с пятью телохранителями. Старший охранник по имени Хэллогин выстрелил в меня. Один из телохранителей принял пулю на себя. Он убит.

Пальцы Тэйлора начали выстукивать стаккато по клавиатуре переговорного устройства. По мере того, как он отдавал приказы, лица на различных экранах появлялись и снова исчезали.

— Старший телохранитель Чарлза Орсино сегодня Хэллоран. Проверьте его. Он покушался на убийство Орсино. То же относится и к остальным сегодняшним охранникам.

Он выключил пульт и повернулся к Орсино.

— А теперь о тебе, — проговорил он. — И чем же ты занимаешься?

— Только делаю свое дело, дядюшка, — неохотно ответил Чарлз.

— Все еще бэгмен при сто первом?

— Да.

— А как насчет женщин?

— Ничего особенного, дядюшка. Ничего постоянного.

— Были у тебя взыскания или понижения по службе?

— Нет. Участок работает, как часы. Я бы не мог сравнить их нравственность ни с одним участком к востоку от Миссиссипи. Почему вы так тяжело это восприняли?

— Потому что ты уже третий. У двух других — твоего кузена Томаса Мак-Герна и дяди Роберта Орсино телохранителей не было, так что некому было принять на себя их пули. Вот так-то.

— Да, дядюшка.

— Мальчик мой, почему же ты, как вошел, мне сразу об этом не сказал?

Семейный совет был созван на следующий день. Орсино, еще слишком молодой, ни разу раньше не был допущен ни на один из них. Он знал, почему на этот раз было сделано исключение, и причина ему не нравилась.

Эдвард Орсино покачал своей огромной седой бородой, рассматривая более тридцати шефов Синдика, и начал:

— Думаю, что мы обойдемся без анализа уровня производств и тому подобного. Я хочу поговорить об этой чертовой перестрелке. Дик, проинформируй нас.

Он зажег вонючую сигару и откинулся на спинку кресла.

Встал Ричард У. Рейнер.