Николай Орехов: Белое пятно на карте

Трудно дышать. И давят, сильно, невыносимо сильно давят на грудь! Что вы делаете, нельзя же так!

Запеклись губы. Распух язык. Пойманной в кулак мухой надсадно бьется мысль — вз-з-з-з… пить! Горячую голову не оторвать от подушки.

И сразу холод. Сухая легкая рука вытирает чем-то прохладным лоб, влажным тампоном смачивает губы. Растекается по жилам воздух, утихает, успокаивается грудь. Улетает, исчезает назойливое насекомое. Тишина… Забытье…

Из-за откинутой вниз оконной фрамуги толчками подкатывается жасминный вечер. Желтую паутину бросает на стены прикроватная лампочка. Кислый вишневый вкус компота.

Это — детство. Это было давно, очень давно, и я думал, что это прочно забыто. Оказывается — нет, оказывается — помню, и хорошо помню. Не головой, не умом, не памятью — телом, кожей, всем нутром своим. Темные, запавшие от бессонницы глаза матери — это ее сухая легкая рука вытирала мой горячечный лоб и смачивала запекшиеся губы после пустяковой в общем-то операции — аппендицита. Элементарная аппендэктомия, удаление воспалившегося аппендикса…

Э-э, нет, аппендэктомия — это я уже потом прочитал в медицинском справочнике — это не та память, а более поздняя, книжная. Тогда же, в семь лет, я и знать не знал, что там у меня вырезали. Помню только гордость — врач, хирург, мне сказал через день, на утреннем обходе, что я лучше всех держался, лучше всех взрослых!

Помню, и ярче всего, — позднюю ночь. Под потолком ночник — синяя лампочка, одна-единственная на всю палату. Мама сидит на табуретке рядом с кроватью, с полотенцем в руках, — первая ночь после операции. На тумбочке — стакан воды. В нем — чайная ложечка. Иногда — именно в тот момент, когда мне жарко, нестерпимо жарко, хочется пить! — мать, оглядевшись по сторонам, вливает в мой жадно раскрытый, как у птенца, пересохший рот неполную ложечку живительной влаги. Оглядывается она потому, что пить мне первые несколько часов после операции нельзя, запрещено категорически! Но мама словно бы знает, что несколько жалких капель не могут мне повредить — они всасываются еще во рту, не доходя до пищевода… И как я благодарен маме за эти капли!

Оказывается, я помню их всю жизнь; хотя сегодня вспомнил, наверное, впервые…

«…исходили из того, что сознание человека носит информационный характер и в принципе независимо от энергетики организма и природы материального носителя информации…

Замысел был довольно прост — синтезировать сознание индивидуума, воссоздав информационную структуру его мышления и особенности динамики информационных потоков с помощью ЭВМ. Известно, что мозг погибшего человека живет некоторое время после клинической смерти. К сожалению, процесс его умирания неостановим и тем более необратим. В определенном смысле умирающий мозг — это выключенный прибор, повторное включение которого природа не предусмотрела. Но даже в таком элементарном устройстве, как телевизор, еще долгое после его выключения время блуждают электрические токи, в течение нескольких десятков минут разряжаются емкости и гаснут люминофорные ячейки. Что же говорить о мозге человека, «приборе» в миллионы раз более сложном и организованном? Замерить угасающие сигналы, зафиксировать хаотические импульсы и поля — дело технически сложное, но на современном этапе развития электроники вполне осуществимое…

Внимательно изучив результаты эксперимента, вынуждены констатировать: цель — синтезировать личность, информационно идентичную донорской, — не достигнута. По всей видимости, для этого недостаточно той информации, которая сохранилась в мозгу донора. Полное всестороннее воссоздание человеческой личности возможно лишь при учете тех образов и мгновенных представлений о ней, которые сложились и хранятся в сознании людей, знавших донора при его жизни. Природа напомнила нам простую истину: человек — животное общественное, и мы благодарны ей за это напоминание. Из огромного объема информации, полученной во время всех пяти серий экспериментов и переработанной сетью ЭВМ, для восстановления личности самого донора не удалось использовать ни одного бита. Образно говоря, все его мысли были не о себе — об окружающих его людях. Как близких ему, так и незнакомых, встреченных им, может быть, лишь однажды. О всех нас.

Мы отказались от первоначальной гипотезы. Она была лишь рабочей и сослужила свою службу. Теперь наши ЭВМ работают по новой программе, помогая нам приблизиться к достижению индивидуального бессмертия другим, на первый взгляд обходным путем. Но если вдуматься, не является ли он, этот путь, как раз прямым и естественным? Как вы знаете, воссозданная компьютером личность матери донора, Никаноровой Анастасии Матвеевны, частично синтезированная еще в ходе первого эксперимента, функционирует, а точнее сказать, живет и развивается нормально. Сама Анастасия Матвеевна умерла в 1944 году, когда донору было двенадцать лет. С каждой новой серией моделирования информационная копия становится все более адекватной. Сейчас продолжается обработка данных, полученных в ходе последней, пятой серии эксперимента.