Андрей Жвалевский - Четыре рассказа

Нет, не так.

Героя колбасит по полной программе. Он и жить хочет, и маму не убивать, и рыбку съесть. Тут в игру вступает хитрая полюбовница. Если ее друг милый, но неофициальный помрет раньше, чем они узаконят отношения, то фиг она получит долю в наследстве. Любовница борется за жизнь героя отчаяннее его самого. Сожительница идет к матери героя (которая пока не подозревает о происходящем) и вываливает на нее радостную весть: «Здравствуйте, хорошо выглядите, у вас нашелся сын, но ему нужна ваша печень, так что вам придется помереть».

Расчет оказывается верным. Мать, хоть и бестолковая, и пьющая…

(Нет, нельзя пьющая – печень должна быть здоровой)

Бестолковая и гулящая мать все равно остается матерью. Она добровольно соглашается лечь под нож хирурга.

И тогда главный герой, понимая, что он не может принять этой жертвы (пафос в конце – это правильно, только не переборщить), пишет завещание на имя матери и вышибает себе мозги из верного «Макарова».

Допечатав до этого места, Мика почувствовал дискомфорт. По уму, красивым суицидом можно было бы и закончить… Но хочется хоть какого-нибудь позитива.

Тогда так – на могиле героя встречаются две безутешные женщины: внезапная мать и соломенная вдова. Взаимные упреки, выяснение отношений… И полувдова признается: она носит под сердцем ребенка героя. Аборт делать нельзя по медицинским причинам. Она планирует сдать ребенка в детдом. «Нет, – умоляет мать, – сына я уже потеряла, оставь мне хотя бы внука…»

«Вот теперь все», – подумал Мика. Синопсис получился крепкий и выразительный. Осталось добавить только название. Мика задумался всего на секунду и отстучал:

МАМА, Я ТЕБЯ УБЬЮ!

Леня проснулся среди ночи с ощущением ваты в голове. Пришлось выпить димедрол, который обычно моментально бодрил. Но сейчас вата внутри черепа не пропала, а как-то скукожилась, как будто политая водой.

И тут он с удивлением понял, что сошел с ума. В висках стучала, как метроном, безумная идея.

«Мама, я тебя убью… Мама, я тебя убью…»

Напрасно он убеждал себя в бредовости идеи. Напрасно повторял, как заклинание: «Убивать могут только матери, больше никто». Даже в прохладную ванну залез и сидел в ней, пока она не нагрелась чуть ли не до кипятка.

Ничего не помогало. Мысль, простая и невозможная, не отпускала. У Лени даже появилось ощущение, что кто-то нашептывает ее прямо в мозг.

Он выбрался из ванны и решительно направился в комнату с гробом. Чтобы рассуждалось легче, стал говорить вслух.

– Убить… То есть сделать так, чтобы она не жила…

Неподвижное тело и так не жило, но лежало теперь как будто с тревогой и осуждением.

– Но все умирают только одним способом. Этим способом владеют только женщины…

Тут логика уперлась в здравый смысл и забуксовала. Невиданным усилием воли он отодвинул в сторону здравый смысл и дал волю логике.

– Надо просто сделать так, чтобы она не смогла функционировать…

Мозг закипел. Возможно, в этом кипении и родилось бы что-то конструктивное, но тут явились мрачные санитары. Они деловито подхватили твердое тело подмышки и уволокли его, по пути ругая новые дома, в которых перестали делать грузовые лифты.

До оживления мамы оставалось не более суток.

– Она просто с того света вернулась, – сообщил врач Михаил Валентинович. – Внезапная спонтанная ремиссия. Так бывает.

Однако вид у него был такой озадаченный, что Мика сразу понял – так не бывает.

Он даже знал, что на самом деле причиной необъяснимой ремиссии стал его синопсис. Тоже, если вдуматься, не очень объяснимый. Почему, как жутковатая история об умирающем бандюге смогла вылечить маму Мики? Мика не знал. Но знал, что вылечила.

Само собой, Мика не то что объяснять – рассказывать никому о своем странном синопсисе не собирался. Однако, как оказалось, за него это сделали рефлексы.

Уже когда он, окрыленный, прощался с врачом и договаривался об очередной рыбалке, позвонил Корнилов.

– Ну ты дал! – сказал он вместо приветствия. – Прям жесть!

– Э-э-э?.. – только и смог спросить Мика.

– Да я про твой синопсис, – пояснил друг-продюсер. – «Мама, я тебя убью»… Название чего стоит.

В одно мгновение память-предательница сообщила Мике то, чего он знать не очень-то хотел. Как вчера вечером он, одурманенный потерей крови и творческим экстазом, на полном автомате отправил плоды своего судорожного творчества туда, куда он обычно отправлял выполненные заказы – Корнилову.