Брайан Олдисс - Теплица

Проснулся он так же внезапно. Что-то поблизости двигалось.

Над вечно озаренным солнцем берегом стояла Пойли.

— Грен, милый мой! — вскричала она, когда легчайшее движение Грена выдало его. — Я бросила остальных, чтобы остаться с тобой и стать тебе подругой.

Сознание Грена было теперь ясным и кристально чистым, словно струя родника. Многие вещи, сокрытые доселе, оказались теперь явлены Грену. Он вскочил, пораженный этим.

Пойли смотрела на него сверху. Словно в кошмаре, она увидела темный грибок, выросший на голове Грена, — точно так же, как он рос на деревьях-ловушках и на ивах-убийцах. Он виднелся в его волосах, гребнем охватил шею и, подобно ожерелью из перьев, закрывал ключицы. Он влажно и темно блестел в сложном орнаменте своих морщинистых изгибов.

— Грибок, Грен! — закричала Пойли, в ужасе пятясь. — Он на тебе… повсюду!

Грен быстро вскарабкался на береговой откос и поймал ее за руку.

— Это нормально, Пойли; незачем бояться. Этот гриб зовется сморчком. Он не обидит нас. Он может нам помочь.

Сначала Пойли не отвечала. Она знала основной закон леса и Нейтральной Полосы: каждый сам за себя, никто ни о ком не заботится. У Пойли блеснула догадка, что настоящей целью сморчка было питаться за чужой счет и размножаться — настолько активно, насколько это возможно; и что поэтому для него было, наверное, естественным убивать всех, кто его носит на себе, — и, по возможности, медленно.

— Грибок плохой, Грен, — нерешительно сказала она. — Как же он может быть хорошим?

Грен опустился на одно колено и потянул Пойли за собой, успокаивая ее ласковым бормотанием. Взъерошил ее красно-коричневые волосы.

— Сморчок может многому научить, — сказал он. — Мы можем стать намного лучше, чем мы есть теперь. Мы бедные разумом создания. Какой же вред может быть в том, чтобы стать сильнее, умнее, лучше?

— Как твой грибок сделает нас лучше?

В голове Грена подал голос сморчок:

Она ни за что не должна погибнуть. Одна голова — хорошо, а две — лучше. Ваши глаза необходимо раскрыть. И тогда… вы уподобитесь богам!

Почти слово в слово Грен повторил для Пойли то, что сказал ему сморчок.

— Кто знает, Грен, может, ты и прав, — запинаясь, произнесла она. — Ты всегда был очень умен.

С неохотой расслабилась она в объятиях Грена, прислонившись спиной к его груди.

Кусочек гриба с шеи Грена упал ей на лоб. Пойли вырывалась и боролась, пыталась что-то сказать, но вместо этого вдруг прикрыла глаза. Когда она открыла их снова, ее взгляд был очень ясным.

Подобно новой Еве, Поили притянула Грена к себе. Они занялись любовью прямо на солнцепеке, позволив своим деревянным душам упасть там, где на землю легли их пояса.

Наконец они встали, улыбаясь друг другу.

Грен взглянул себе под ноги.

— Мы уронили свои души, — сказал он.

Пойли беспечно пожала плечами.

— Оставь их здесь, Грен. Они только мешают ходить. Души больше нам не нужны.

Они поцеловались, и сладко потянулись, и задумались о множестве самых разных вещей, уже вполне привыкнув к короне грибка на своих головах.

— Нам не следует больше беспокоиться о Той и остальных, — заявила Пойли. — Они проделали ворота в стене, окружавшей лес, и оставили их открытыми. Смотри!

Пойли обвела Грена вокруг высокого дерева. Дым веером тянулся ввысь, понемногу продвигаясь в глубь леса — туда, где пламя пробивало себе тропинку к смоковнице. Рука в руке, они пошли к выходу из Нейтральной Полосы, прочь от своего полного опасностей Райского Сада.

Маленькие, не имевшие развитого мозга создания бесшумно кружили над тропой, вылетая из густой зеленой тьмы и снова пропадая в ней.

По тропе шествовали две фруктовые скорлупки. Из-под них за бесшумно кружащими созданиями искоса наблюдали две пары глаз, отыскивая вслед за порхающими вокруг существами признаки затаившейся опасности.

Тропа шла почти вертикально; брошенный невзначай взгляд не различил бы ни конца ее, ни начала. Во все стороны от тропы отходили отдельные ветви, но путники под скорлупой игнорировали их в своем медленном, но верном продвижении. Поверхность тропы не была гладкой, что помогало цепляться пальцам, высунутым из-под твердой фруктовой кожуры. Кроме того, поверхность эта была цилиндрической, ибо тропа представляла собой один из стволов росшего здесь могучего дерева — смоковницы.

Две скорлупки продвигались от средних слоев леса к земле, питавшей дерево. Листва отфильтровывала свет, так что сторонний наблюдатель мог заключить, что они движутся в плотном зеленом тумане, опускаясь к началу уходящего в кромешную тьму длинного тоннеля.