Айзек Азимов - Установление и Империя

частицу варварской Галактики, погруженной во фрагментарную независимость, всеобщую

деградацию и нищету?

– Разве дела уже так плохи – и так скоро? – пробормотал сивеннец.

– Нет, – признался Риоз. – Без сомнения, проживи мы даже вчетверо больше, ничего опасного

для нас на нашем веку бы не произошло. Но я борюсь за Империю; а также за воинские традиции,

которые что-то значат для меня, и сути которых я не могу донести до вас. Именно воинской традиции,

основанной на имперских идеях, я и служу.

– Вы впадаете в мистицизм, я же всегда находил затруднительным вникать в чьи-либо

мистические фантазии.

– Но вы понимаете опасность этого Установления.

______________________

*) Авторский недосмотр. Во всех других книгах об Установлении неоднократно указывается, что Галактическая

Империя просуществовала не две, а двенадцать тысяч лет (прим. перев.)

– Я же сам указал вам на это – и еще до того, как вы отправились в путешествие с Сивенны.

– Тогда вы хорошо понимаете, что оно либо будет остановлено сейчас, либо, возможно,

вообще никогда. Вы знали об этом Установлении еще до того, как кто-либо слыхал о нем. Вы знаете о

нем больше, чем кто-либо в Империи. Вы, вероятно, знаете, как его лучше всего атаковать; и вы,

вероятно, можете предостеречь меня о его контрмерах. Давайте будем друзьями.

Дуцем Барр поднялся. Он открыто заявил:

– Та помощь, которую я мог бы вам оказать, ничего не значит. Поэтому я останусь в стороне,

несмотря на ваши энергичные требования.

– О значении вашей помощи буду судить я.

– Нет, я вполне серьезен. Для сокрушения этого карликового мира недостаточна вся мощь

Империи.

– Но почему? – глаза Бела Риоза яростно сверкнули. – Нет, стойте, где стоите. Я скажу, когда

вы сможете уйти. Почему? Если вы думаете, что я недооцениваю обнаруженного мною противника,

то ошибаетесь. Патриций, – признался он неохотно, – я потерял корабль при возвращении. У меня нет

доказательств, что он попал в руки Установления, но корабль до сих пор не обнаружили, а будь это

простой случайностью, его мертвый корпус, без сомнения, был бы найден на пути. Это пустячная

потеря – менее чем десятая доля блошиного укуса, – но это может означать, что Установление уже

приступило к враждебным действиям. Подобная нетерпеливость и подобное пренебрежение к

последствиям могут указывать на наличие тайных сил, о которых я ничего не знаю. Можете ли вы

помочь мне, ответив на один вопрос? В чем их военная мощь?

– Я не имею о ней ни малейшего представления.

– Тогда объясните, исходя из собственных позиций. Почему вы говорите, что Империя не в

состоянии победить этого незначительного врага?

Сивеннец снова уселся, отвернувшись от пристального взора Риоза. Он веско произнес:

– Потому что я верю в принципы психоистории. Это странная наука. Она достигла

математической зрелости при одном человеке, Хари Селдоне, и умерла вместе с ним, ибо никто не

был в состоянии манипулировать ее изощренными конструкциями. Но за этот короткий период она

проявила себя наиболее мощным инструментом изучения человечества – из всех когда-либо

изобретенных. Не претендуя на предсказание действий отдельных людей, она сформулировала четкие

законы для математического анализа и экстраполяции, дабы направлять и предсказывать действия

людских масс.

– Тогда…

– Вот эту самую психоисторию Селдон вместе со своими сотрудниками в полную силу

приложил к основанию Установления. Место, время, условия – все было рассчитано математически и,

значит, неизбежно приведет к развитию Вселенской Империи.

Голос Риоза задрожал от негодования.

– Вы имеете в виду, что это его искусство предсказало, что я атакую Установление и проиграю

такую-то битву по такой-то причине? Вы хотите сказать, что я – глупый автомат, следующий

предопределенным курсом к собственному разрушению?

– Нет, – резко возразил старый патриций. – Я уже сказал, что наука не имеет отношения к

действиям индивидуума. Предвидено было лишь обширное поле действия.

– Тогда мы оказываемся тесно зажатыми в принуждающей длани богини Исторической

Необходимости.

– Психоисторической Необходимости, – мягко подсказал Барр.

– А если я использую мою прерогативу свободной воли? Если я решу атаковать на следующий

год или не нападать вообще? Насколько уступчива богиня? Насколько изобретательна?