На крупном красно-сером камне сидел человек, весь в чёрном — это был Моррис. В глазах Красавчика не проявилось никакого удивления при виде экзотической раскраски его бывшего сокурсника.
— Вот как? — сдержанно проговорил он, явно недовольный встречей. — А где же наш герой?
— Полагаю, ему сейчас придётся несладко. — мрачно ответил Заннат. Что ни час, то новая новость! Похоже, они все тут нашли своё место и прекрасно прижились. Отчего же Заннат бродит, как неприкаянный?
— Ай, брось! Приматы не убивают. — засмеялся Моррис. — У них такая философия — непротивление.
На горочку поспешно вскарабкался Фарид.
— Моррис! — он бросился к Красавчику. — Они меня прогнали1 Они сказали, что я не герой!
— Конечно. А разве ты герой? — спокойно ответил тот и улыбнулся тонкой издевательской улыбкой. — Не расстраивайся. Ты выполнил работу на «отлично». Тебе полагается награда.
— Но ведь они отпустят Синниту? — чуть не плача, спросил Фарид.
— А это тебя уже не касается. Уверяю, во дворце Владыки ты забудешь обо всём.
Красавчик поднялся и, не обращая больше внимания на Занната, направился куда-то за скалы. Ньоро молча смотрел на Гесера, чьё обезьянье лицо жалко кривилось — Фарид явно страдал.
Из-за скал поднялся, сверкая и вызывая тучи разноцветных брызг, невероятный корабль — масса молний, сжатых в нечто, формой похожее на истребитель «Призрак», с протуберанцами вместо крыльев. Низкий переливчатый гул сопутствовал его подъёму. На борту стоял Красавчик с довольной миной.
— Садись, герой. — небрежно позвал он Гесера и помог ему взобраться.
С протяжным криком корабль взмыл к серебристым облакам, и Заннат остался в одиночестве. За истекшие сутки на него обрушилось так много событий, что он был не в состоянии переварить всё происшедшее. Ньоро направился по тропинке и вскоре достиг странного безлиственного леса, состоящего сплошь из красных голых стволов, изогнутых самым причудливым образом. Ему хотелось покоя и уединения.
Он миновал чудной лес и обнаружил круглую песчаную ложбинку. Песок был очень странным, как и всё, что встречалось за эти сутки — разноцветные полосы были искусно проложены по всему кругу, образуя узор. А по центру располагался крохотный уютный островок, заросший чем-то похожим на вереск, отчего среди всех этих экзотических чудес он один напоминал о прошлом, о планете Земля, где не было таких проблем, как тут. Заннату страшно захотелось посидеть на нормальной травке, вдыхая скромный вересковый запах, а не эти роскошные ароматы. Он ступил на песок, и попал на белую полосу.
Песок вздохнул и спросил:
— Вернулся? Тебе стало хуже. Ты был испуган, а теперь печален. Иди, пришелец, по белой полосе и говори со мной.
Безумная планета, подумал Заннат и пошёл по белому песку, следуя изгибам полосы, переступая через пересечения других цветов и думая о том, что его так печалило.
Синий-синий человек шёл в танце по разноцветному узору Говорящего Песка материка Урсамма волшебной планеты Рушара у солнца Калвин — мира, рождённого во сне Рушера маранатасом Пространственника.
Он беседовал с песком, как с другом, ничему более не удивляясь и принимая всё как есть — как когда-то с осликом с несуществующей планеты Скарсида. Они спрашивали друг друга о том, о сём. Смеялись, изумлялись, восхищались, спорили, не соглашались.
Незаметно белая полоса перешла в голубую, и Ньоро пошёл по ней, разглядывая своё прошлое, вздыхая об ошибках, задумываясь о поступках. Видел дорогие ему лица, что-то просил повторить.
Потом настала очередь зелёной полосы. Ньоро решил не страшиться правды, какая она есть. Он узнал определения всему, что вмещалось в его душе, рассмотрел все чёрточки себя самого. Сам себя судил, сам себя прощал. И пришёл к выводу, что может позволить выпустить себя из клетки, называемой Заннатом Ньоро. Потому что пророк Синнита вручает свой народ тому, кого избрал.
Не хочешь звать себя Героем — не зови. Пусть будет Монк. Не хочешь зваться Мудрым — не зовись. Это же просто тест для проверки лжегероя. Мудрый не скажет о себе: я мудр! Герой не скажет: я Герой! Нет для Героя монков волшебных свойств — только знание.
Прислушайся, Заннат! Есть разница в том, что говорится вслух, и в том, что думается в себе. Одно и то же слово в разных устах звучит, как похвала, и как ругательство. Монки — не приматы. А приматы — монки. Пророк Синнита Белый не примат. Он — Монк. И он же — сибиан. А у сибианов нет пророков.
Читать дальше