Марина Казанцева: Планета Скарсида

Звуки, ощущения и запахи новой жизни обрушились на Морриса и Занната, едва они ступили на почву планеты Скарсида. Последнее было особенно ощутимо.

— Ого! — сказал Моррис, пытаясь что-то разглядеть под ногами в этой в ночной тьме. — Запашок весьма особый.

— По-моему, это навоз. — поделился соображениями Заннат.

— Я уже понял. Куда будем отступать, брат?

Кажется, они попали на пастбище, где паслось не столь давно большое бизонье стадо. Надо было срочно что-то предпринимать, потому что от края поля, от пышных зарослей с пышными белыми цветами уже шли два Спутника. Они приближались, и в темноте, разрежаемой лишь светом звёзд и белым сиянием цветов, стало видно, что это женщина, одетая, как амазонка, и ушастый, упитанный осёл.

— Привет, Заннат! — весело завопил он и припустил, что было духу, на своих ножках.

Домчавшись до застывших среди навозных яблок двух гостей Скарсиды, он остановился перед своим темнокожим другом и заговорил, помахивая хвостиком:

— Ну класс!

— Здорово, Пач! — обрадовался Ньоро. Он хотел броситься к ослу и обнять его лобастую башку, но не двинулся, потому что между приятелями лежала солидная куча.

— А, это! — осёл легкомысленно огляделся. — Это кукумачи с ворукачами паслись.

— А я-то думал, что коровы!

— Ну что ты! — возразил осёл. — Коровы — это неудобно!

Пока они так радостно завязывали контакты, Моррис стоял и наблюдал с очарованным видом, как к нему неторопливо подходила стройная женщина в очень своеобразном наряде.

Обольстительно колыхая бёдрами в юбке из лисьих хвостов, Инга Марушевич обошла Габриэла, изящно ступая длинными ногами меж куч навозных яблок, и заметила через плечо:

— Ба! Какие люди!

— Послушай, Инга, — озадаченно обратился он к ней, осторожно поворачиваясь среди пахучего добра. — А тут есть для свиданий местечко почище?

— Это ты о чём? — осведомилась она, откидывая с плеча лисий хвост, прикреплённый к затылку пышной шапки.

— Я об этих сомнительных ингредиентах.

— А, так это просто кукумачи с ворукачами паслись. — небрежно ответила Спутница.

— А я думал, Скарсида — это настоящая сказка! — простодушно признался Моррис, старательно выбираясь из кучек и следуя на Ингой.

— Так оно и есть. — подтвердила она. — Не будь тут кукумачей с ворукачами, нам пришлось бы заниматься скотоводством и всякой прочей скучной ерундой.

— Ага, понятно. — наконец дошло и до него. — А ты есть прекрасная пастушка.

— Ещё чего! — ответила она. — Кому надо их пасти! Я есть охотница на лис!

Всё это было сказано так серьёзно, что быть правдой никак не могло.

— Послушайте, прекрасный детектив! — взмолился Моррис. — Я несколько неподходяще одет для вашей сельскохозяйственной планеты.

— Что вы говорите, Патрик!? — притворно изумилась Инга и обернувшись, осмотрела своего бывшего напарника с головы до ног. — Простите, босс, я помню, где-то у меня завалялись резиновые сапоги.

Моррис и в самом деле был одет совершенно неподходяще для сельской местности: как был он, так и перенёсся на Скарсиду в щегольском своём прикиде — в дорогой чёрной рубашке с чёрным же галстуком, в элегантных чёрных брюках с ремнём, тонкие хромированные детали которого добавляли его безупречному облику необходимые штрихи законченности и гармонии. На ногах же его были весьма небедная английская обувь с умеренно узкими носами, совершенно неуместная среди, простите, коровьего дерьма.

— Холливэй! — с упрёком обратилась к нему Инга Марушевич, поминая его тем именем, которое он хотел бы навеки схоронить — это было имя героя его сна — самодовольного и жуликоватого сыщика, который находил извращённое удовольствие в том, чтобы подставлять невинных и подсиживать коллег.

— Холливэй, — сказала ему Инга. — С каких это пор вы так трепетно стали относиться к своим костюмам? Я помню, вы были величественно-небрежны к своей внешности подлинного героя-любовника.

— Ну что же было делать! — развёл руками Моррис, балансируя в узком промежутке между угрожающими его элегантности кучами. — Я был вынужден держать минор! Ты не представляешь, все дамы в отделе пытались меня заарканить! Мне приходилось делать мрачную мину и притворяться мизантропом!

Он выбрался с загаженного луга на край его, к густым шаровидным зарослям, усаженным чудесными цветами — теперь запахи сливались и порождали необыкновенное сочетание поэзии и прозы.