Михаил Харитонов: Конец прекрасной эпохи

- Ага, Ипполит Мокиевич, дорогой! Вот радость-то, - просто и искренне сказал Лев Генрихович, вставая из-за стола. Они обнялись. Остензон был высок, широк в кости, но по сравнению с Крекшиным казался худощавым. Белое, гладко выбритое лицо его с маленькими, но чрезвычайно живыми и проницательными глазками лучилось довольством и расположением. Крекшин, правда, помнил, как благообразный Остензон с тою же доброжелательность в облике подписывал соглашение об исключительных поставках горячекатаной рельсы для Каирско-Кейптаунской Железнодорожной компании, впоследствии ту компанию и разорившее. Но то был, как говорят во втором, заатлантическом, отечестве Льва Генриховича, "business". Это как в картах: сколько продул, столько и изволь отстегнуть, или уж не садись за тот столик, где играют по-крупной.

Крекшин не раз задумывался, что вышло бы, если б где-нибудь его интерес схлестнулся с остензоновским. Пока что Бог миловал: друзья ровно трусили в одной упряжке.

Сегодняшнее дело в этом смысле никаких изменений тоже не обещало. Тем не менее, Крекшин, непонятно от чего, ощущал какое-то беспокойство. Что-то томило его, непонятное, но ожидаемое в самом ближайшем будущем.

Ипполит Мокиевич с шумом отодвинул тяжёлый деревянный стул, сделанный специально по крекшинской телесной пропорции, и уселся, по неистребимой привычке оперев локти на скатерть. Столешница, тоже сделанная на совесть, слегка скрипнула.

- Ну, дорогой, с приездом, - "акула" поднял рюмку, пододвигая Крекшину его персональный графинчик и стопочку. Добрый купчина не уважал новомодные французские "гвоздики", как их называли в Москве из-за шипа, и предпочитал старую добрую питейную посуду раньшего времени. Палкинские же графинчики и стопочки сохраняли неизменный вид с пятидесятых годов, и были творением знаменитого Ивана Билибина III-го, изготовившего партию специально для "Палкина". Впоследствии трактир выкупил исключительные права на эту коллекцию, после чего учредил, и каждый год возобновлял, пятитысячерублёвую премию - тому, кто обнаружит питейное заведение, незаконно пользующееся того же вида посудой. Премию присуждали трижды, и каждый раз "Палкин" выигрывал дело по суду вчистую. Последний раз на использовании палкинской посуды попался "Русский Дом" в Новом Орлеане. После этого уже никто не пытался скопировать знаменитые палкинские графины с белыми птицами на горлышке.

- Беленькая-то подморожена, - с неудовольствием заключил Крекшин, после того, как друзья опрокинули по первой, и закусили горячими грибочками. - А хорошая водка должна питься легко и безо всякой заморозки. Вкус должен быть у хлебного вина, вкус, а не это самое...

- Ну не скажи, - привычно откликнулся Остензон, предпочитавший кушать главный национальный напиток холодненьким - с морозцем как раз вкуснее.

- Это у тебя фамильное, - столь же привычно уколол его Крекшин. То был намёк: батюшка Льва Генриховича, ныне покойный Генрих Францевич Остензон, сделал свой первый капитал на спиртовом заводике, где применялся дешёвый холодный способ - что впоследствии изрядно ему повредило в глазах общественного мнения, когда в тридцатые началась всероссийская борьба с зелёным змием, чуть было не кончившаяся принятием Думою "сухого закона" наподобие пресловутого американского.

"Акула" открыл было рот, чтобы вернуть колкость (благо, было чем), но в этот момент принесли знаменитый палкинский "митрополичий супчик". После супчика же (вкушение какового сопровождалось дальнейшими возлияниями) образовавшееся благодушие сделало дальнейшую пикировку совершенно неинтересной.

- У нас в Америке, - откинувшись на резную спинку своего сиденья, рассказывал Остензон, - новоначальные православные... много их там развелось... так вот, часто интересуются насчёт постов. А я им всегда говорю: главное - держать в уме, что водка - постная, остальное же не столь существенно...

- Они же там вроде бы уиски употребляют, - свернул Крекшин с неприятной темы поповщины, поскольку считал себя русским православным человеком, верил в Господа нашего Иисуса Христа, и уважал Святую Церковь.

- Уиски тоже постное, - отмахнулся Лев Генрихович. - Вот ведь, кстати, загвоздка: уж как пятьсот лет прошло, или сколько там... а лучше водки люди ничего не выдумали. А говорят - развитие идёт, развитие... Где оно?

- Ну не скажи, - Крекшин, несмотря на то, что в душе был совершенно согласен с собеседником, из чувства противоречия полез возражать, - много всего напридумывали люди полезного. Особенно сейчас, в наши года - так ведь и прём, так и прём... Вот сам посуди. Ты на чём сюда приехал? Небось, на тролли-басе?