Роберт Янг - Срубить Дерево

Лунный свет становился все ярче. Он нашел глазами развилку, через которую проходил шнур, и скользнул по шнуру взглядом вниз, до того места, где укрепил его, покончив с дневной работой. Протянув руку, он коснулся шнура: прикосновение это было приятным, и через мгновение, облитый лунным светом, он уже лез наверх.

Выше и выше поднимался он, играя узлами бицепсов, натягивая напрягшимися мускулами спины рубашку. Все выше и выше к лунному свету, к волшебству. А ветви под ним постепенно уменьшались, сливаясь в сплошную серебристую массу. Добравшись до развилки, через которую проходила седельная веревка, он снял ее, смотал и перебросил через плечо. Дыхание его было ровным и легким, он не чувствовал никакой усталости. И лишь когда он добрался до развилки, через которую проходил шнур, он начал задыхаться, и утомлением налились его руки. Сделав на конце веревки петлю, он сложил ее витками и забросил на обрубок ветви, торчавший над ним примерно футах в пятнадцати. Так он забрасывал еще восемь раз, пока наконец не достиг развилки, через которую вчера впервые добросил седельную веревку. Грудь его теснило, вздувшиеся мускулы содрогались от боли. Он выпустил шипы и полез вверх, преодолевая последние футы ствола. Добравшись до самой высокой развилки, он поднял голову и увидел ее, сидящую на суку, и цветок был ее лицом.

Она пододвинулась, освобождая для него место, и он сел рядом с ней, а далеко внизу, подобно гигантскому перевернутому зонтику, раскинулись нижние ветви дерева и, обрамляя его убранными листьями краями, словно многоцветные капли дождя, мерцали огоньки деревни. Он увидел, что она стала еще тоньше, еще бледнее и в глазах ее была грусть.

- Ты пыталась убить меня, правда? - отдышавшись, спросил он. - Ведь ты не верила, что я смогу взобраться сюда.

- Я знала, что ты с этим справишься, - сказала она. - Это завтра я убью тебя. Не сегодня.

- А как ты сделаешь это?

- Я... я не знаю.

- Но почему тебе захотелось убить меня? Есть же на свете другие деревья - если не здесь, то где-нибудь в иных землях.

- Для меня существует одно-единственное, - ответила она.

- Дриады были нашей выдумкой, шуткой, - произнес он. - Моей и остальных. И как это ни странно, никому из нас и не приходило в голову, что если бы они и впрямь существовали, то по логике вещей из всего населения галактики они должны были бы ненавидеть именно нас.

- Ты ничего не понимаешь, - сказала она.

- Нет понимаю. Ведь я могу представить, что бы чувствовал, если бы у меня был свой дом и в один прекрасный день кто-нибудь принялся разрушать его.

- Это совсем не то, - сказала она.

- Но почему же? Разве дерево - не твой дом? Ты живешь на нем одна?

- ...Да, - ответила она. - Я одинока.

- Я тоже одинок, - сказал он.

- Но не сейчас, - возразила она. - Сейчас ты не одинок.

- Нет. Сейчас нет.

Лунный свет, стекая с листьев, осыпал их плечи брызгами серебристых капель. Из золотого серебряным стало Великое Пшеничное Море, и серебряной мачтой затонувшего корабля казалось видневшееся вдали мертвое дерево с голыми перекладинами мертвых ветвей, на которых когда-то вздувались паруса листвы; искрясь на солнце, они полоскались под теплыми летними ветрами, трепетали весной в порывах предрассветного бриза, дрожали осенними вечерами от холодного дыхания первых заморозков.

"Интересно, что происходит с дриадой, когда умирает ее дерево?" подумал он.

- Она тоже умирает, - ответила она, прежде, чем он успел произнести это вслух.

- А почему?

- Ты этого не поймешь.

- Прошлой ночью мне показалось, что ты мне приснилась, - помолчав немного, сказал он. - А сегодня утром, проснувшись, я уже не сомневался, что видел тебя во сне.

- Но ты ведь не мог подумать иначе, - сказала она. - И завтра ты вновь будешь думать, что я тебе приснилась еще раз.

- Нет, - возразил он.

- Да, - сказала она. - Ты опять сочтешь меня сновидением, потому что у тебя нет другого выхода. Ведь иначе ты не сможешь бить дерево. Иначе ты не выдержишь вида крови и самому себе покажешься безумцем.

- Может ты и права.

- Я знаю, что я права, - произнесла она. - Как это ни ужасно. Завтра ты спросишь себя, а может ли вообще на свете существовать дриада, да еще такая, которая говорит по-английски, да еще такая, которая цитирует стихи, прочтя их в твоих мыслях; да еще такая, которая силой своих чар способна заставить тебя преодолеть почти пятьсот футов ствола для того только, чтобы поболтать с тобой, сидя на залитой лунным светом ветке.

- А если и вправду вдуматься, разве может быть такое на самом деле? спросил он.