Михаил Гаёхо - На ступеньке, бегущей вниз

А раньше говорил охотно и много.

Но ведь не на все время ты замолчал, мои ведь колесики как-то крутятся: я вот как-то хожу, хотя не всегда туда, куда несут ноги, и как-то говорю, хотя не всегда то, что собираюсь сказать. Но это ведь лучше, чем все время молчать, и все время стоять на месте? Ты согласен?

Думаю, мой маракуевый, что и в тебе не все так окончательно закостенело, и ты меня внутри себя как-то слышишь. Почему нет? Может быть вместо «думаю» следует сказать «надеюсь». Или подумать что-нибудь другое? Но думаю все же, что слышишь. То есть, если я с тобой разговариваю, следовательно ты слышишь. Правильный ход размышлений?

Может быть, все колесики уже давно закрутились бы, но моя красная кнопка закончилась – может, так? Вместо «закончилась» лучше было сказать «сломалась» – сказать, или, по крайней мере, – подумать.

Я ведь, наверное, много раз нажимал эту красную кнопку, чтобы сойти с мертвой точки, но результат нулевой, как мы видим.

Может, можно что-то поправить в механизме, а?

Бу-планетянин вроде бы показывал нам устройство с четырьмя кнопками, и я теперь, кажется, понял, зачем могут быть эти кнопки. Я вижу такой пульт и четыре красные кнопки: одна кнопка желтая, другая – синяя, как на светофоре, и еще две красных.

И каждая кнопка давала бы свой откат времени – одна для движения тела (не отменяя ничего кроме), другая – для разговора, третья – для мысли. Ведь мы договорились, что для каждого процесса у нас как бы свое время (вместо «время» лучше сказать «порядок строя»).

Кстати, где он, этот зеленый человечек? Давно я его не видел.

Для отмены мысли – синяя кнопка, потому что правильная мысль лежит в начале всего. Я правильно мыслю?

«Кстати, где этот зеленый человечек? – думал Нестор. – Давно я его не видел».

Он стал вспоминать и вспомнил то, что хотел вспомнить.

Что хотел вспомнить, то и вспомнил.

Вспомнил, как зеленый показывал ему то самое устройство с пятью кнопками. Казалось, это было давно, а на самом деле недавно, условно говоря – почти что вчера.

А перед этим он несколько, условно говоря, дней (возможно – часов) шел вместе со всеми путем поперек за белым кроликом. Это Нестор тоже хорошо вспомнил.

Бу-планетянин был одет вполне как человек – в джинсы и куртку с карманами, и был уже не такой маленький и не такой зеленый, как в начале знакомства. От раза к разу он все более становился похож на человека, и в перспективе мог сделаться кем-нибудь вроде Ивана или Бориса. Мешало, что он не собирался отказываться от своего Бу-языка.

А с таким языком трудно представить человека в нормальном рассудке.

Такой язык не доведет ни до Киева, ни до какого другого места.

Так и случилось.

В одном переходе пол был выложен плиткой из полосатого камня. Полоски были темные и светлые, разной толщины. В этом таился соблазн. Если широкую полоску считать буквой Бу, а узкую – буквой Дю, рисунок на каменных плитах превращался в книгу, которую маленький зеленый человечек (который к этому времени уже не был ни маленьким ни зеленым) принялся с интересом читать.

А спутникам своим сказал «До свиданья».

На планете Бу живут самые разные инопланетяне: маленькие зеленые человечки, и синие двухметроворостые, и желтые с круглыми головами, и красные как вареные раки. Язык Бу для них всех как родной. Им нет большего удовольствия, чем прочитать книгу, одну из тех, которые сами собой возникают в природе, надо только найти ключ для прочтения.

Нестор оставил в покое человека в шляпе и пошел.

Пошел, а потом вернулся.

Иногда Нестор оставлял человека в шляпе в покое и отходил, а потом возвращался.

Нестор отходил по прямой, возвращался кругами.

Уходил, как бы с целью, а возвращался, не зная зачем.

Он проходил через толпу стоящих фигур, некоторые из которых были как бы из воска, третьи – из марципана, а другие смотрелись иначе. Белый шоколад был сладок на вид, а на ощупь, с закрытыми глазами, – горек. Среди них были знакомые, были незнакомые, а некоторые были ни то ни се. Старухи с розовыми лицами и милиционеры в черном. Маньяки, переходящие лицом в педофилов. С клюковатостью в правой руке, согбенные в коленях и локтях, тем более – в пояснице. А тех, что с желтыми лицами, было больше. Не один, не два, а как минимум три. Минимум, максимум – какая разница. Воск, марципан – не одно ли и то же. Маньяк Бенджамин, он же Борис Михайлович (по четвергам – Бони М). С поднятыми палками зонтиков и зонтиками палок. Один стоял тупо, другой стоял бледно, третий – по-деловому. Правая рука спереди, левая – сзади, в передней руке дубинка, в задней – пистолет-револьвер, на голове фуражка. Но ничего, хоть немного похожего на шварную мибру.