Константин Гаёхо - Сомнамбула. Стихи

Долгие годы, довольствуясь малым,
Не прикасаюсь к стихам.
Но по весне меня тянет к вокзалам,
К дальним чужим поездам.

К запахам гари, сырого металла,
К месиву судеб людских —
Тамбур, стакан и звезда вполнакала
Против огней городских.

Едем, однако! Душа как гармошка.
Сладко и томно в груди.
Годы былые прошли понарошку,
Лучшее всё впереди.

– Деточки, ветры растут на дорогах,
Карты подводят в пути.
– Знаем, старик. Не пеняем на бога.
Сами решим, где сойти.

Вот за окном пролетают синицы.
Ну-ка, постой, паровоз!
Только не слышат меня машинисты,
И – стук колес, стук колес,
стук колес…

Я вернулся. Куда и откуда?
Где скитался я тысячу лет?
И бежал в ожидании чуда…
Но напрасно, ведь прошлого нет.

Всё по-новому, прежнему дому
Поклонюсь и уеду ни с чем.
Всё по-взрослому, всё по-другому.
Я вернулся… Не знаю зачем.

Там следы незнакомого люда,
Не поймешь, кто есть враг, а кто друг.
Я вернулся. Туда ли? Оттуда?
Тот же шар, то же небо вокруг.

Мы ж упрямо срываемся с места,
И всё ищем счастливый билет…
Там по-прежнему запахи детства,
Всё по-старому – нас только нет.

Представьте вы, друзья мои, себе такую сцену.
Я вам ни капли не совру, все было точно так.
Однажды рано поутру пришел поэт к поэту,
И состоялся промеж них душевный разговор.

В журнале ждали, я как раз заканчивал поэму,
Прогрохотали вдруг шаги, и я разбужен был.
Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро —
Я похмелиться не успел, застигнут был врасплох.

Мой гость пришел и грузно сел, ломая табуретки,
Смахнул помет с плеча, потер позеленевший нос…

Представьте себе, представьте себе
Такое, братцы, утро.
Представьте себе, представьте себе,
Зелененький он был.

Я мельком выглянул в окно – в июль катилось лето,
Пуста Тверская – никого, лишь постамент пустой.
И молвил гость, наморщив бровь, глаголом зажигая,
И я ответствовал ему, как поздний лист дрожа.

– Ну что, старик, стихи строчишь? – Строчу вот помаленьку,
как там народная тропа, еще не заросла?
– Клянись, что больше никогда, до дней последних донца
Не будешь складывать стихов! Иначе берегись:

Я вырву грешный твой язык, и уголь вставлю в глотку, —
Изрек поэт, сверкнул зрачком, и грозно замолчал.

Представьте себе, представьте себе,
С такого перепугу,
Представьте себе, представьте себе,
И вы бы обосра…

– Простите, сударь, но сейчас я должен похмелиться.
Я быстро сбегаю к ларьку и тотчас же вернусь.
Не уходите никуда, держите крепко лиру,
И мы продолжим разговор, и поклянусь я вам.

Плакат «даешь стране угля» давно не актуален,
Однако же цветной металл по-прежнему в цене.
И, не дошедши до ларька, свернул я в подворотню,
Пока доверчивый поэт на кухне восседал.

Он будет в колокол отлит, а может, в вагонетку.
И пачку денег вручат мне, а может быть вручат.

Представьте себе, представьте себе,
Никак не ожидал он.
Представьте себе, представьте себе,
Такого вот конца.

Я лежу на дне консервной банки.
Здесь не то чтоб жизнь, но безопасно.
Сам себе рассказываю сказки,
Сам в себя таращусь влажным глазом.

В море диком хищные акулы,
В море бурном злые водолазы,
И никто не знает, что в той банке
Я лежу, рассолом истекая.

Но однажды нож консервный звякнет,
Скажут, нос поморщивши: «Протухло»,
Поплыву я снова в сине море…
Поплыву! Пускай и кверху брюхом.

Милый друг! Я пишу тебе, лежа под раскладушкой.
Не от смеха лежу – здесь так принято в тихий час.
Вот еще один полетел из гнезда кукушкой…
Извини, заговариваюсь. Подробнее – в следующий раз.

Милый друг, по секрету – власть захвачена душевнобольными.
Санитары бежали, кое-кто в дамском платье, подпольно.
Лишь прижавшись к паркету, можно грезить иными
Мирами. Только это немного… немного… немного больно.