Людмила Козинец - Было, есть и будет

Она улыбнулась. И это примирило меня с ее диким нарядом.

— Эх ты, замученное дитя города. Все знаешь? Зачем живешь? Иди и застрелись.

И она отвернулась. Это что-то новое. Я спросил:

— Послушай, Клеопатра, зовут тебя как? Не молчи. Хочешь, я тебе рубль подарю?

— Рубль? Я тебе два подарю, отстань только. А зовут… Таней.

— Ну да. Ты посмотри на себя, какая ты Таня?

Она засмеялась. И несколько грубоватое лицо ее сразу стало привлекательным.

— Хорошо, хорошо. Не Таня. Да тебе что?

Я пожал плечами. И в самом деле: что мне цыганка? Сейчас мне гораздо нужней котлета.

— Да ничего. А вот и мой троллейбус. Держи рубль и гони два.

Она укоризненно покачала головой, свела брови, пристально поглядела на меня. Я повернулся, чтобы уйти и… не смог сдвинуться с места. Ноги будто влипли в асфальт. Цыганка смотрела на меня с интересом, сузив лиловые глаза. Я строго сказал:

— Кончай эти шуточки. Троллейбус уйдет.

Она бросила взгляд на новенький троллейбус. С проводов с грохотом сорвались штанги.

Из кабины вышел водитель, натянул рукавицы, тоскливо уставился на провода и ругнулся:

— Вот всегда на этом самом месте…

— Так… А что ты еще можешь?

Цыганка молча проводила взглядом шествующую через площадь женщину в белом комбинезоне на необъятной фигуре. Женщина споткнулась и упала.

— Я все понял. Больше не буду. Отпусти меня.

Ноги мои обрели подвижность. Цыганка поправила люрексовый платок и пошла прочь, колыша своими желтыми юбками. Я не мог ее отпустить просто так. Еще чего! Это ж уходила моя диссертация. Я ее догнал. Я всегда слыл отчаянным парнем. Но вокруг уже вихрем закружились такие же пестрые товарки моей цыганочки. С этой публикой только свяжись. Тем более что рядом замаячили их суровые неразговорчивые мужчины. Пришлось отступить.

…Говорила бабушка:

— Не обижай цыган никогда. Они зла не делают. Просто жизнь у них всегда тяжелая была, не отвыкли еще, не поверили пока. Зла-то не делают, а наказать могут. Скажешь им грубость, они разозлятся — народ горячий! — и уйдешь ты от них с хворью какой. Силу они такую имеют.

А ведь в принципе это все можно объяснить. Ну, хотя бы так. В минуту гнева мозг может излучать импульс энергии, «злой воли». Не важно сейчас, какие там поля и какие частоты — главное, излучает. Попадая в «мозг-приемник», этот импульс на мгновение расстраивает непрочный баланс связей. Как сигнал активной помехи в радиолокационной защите. Портится настроение, появляется подавленность, предчувствие беды, головная боль… А потом все это закрепляется в памяти, обрастает преувеличениями, бессознательной подтасовкой фактов. Человек впечатлительный и вправду может заболеть. Дальше — больше. Покатился слух, возникло суеверие. И люди начинают бояться проклятий.

А почему бы им их не бояться? Импульс энергии, мгновенное внушение. Баллада о Вольфе Мессинге. Бабушкины сказки. Дошел я. Позор. А еще молодой подающий надежды ученый! Скоро начну плевать через левое плечо, джеттатуру из пальцев строить. Или вот приколю к подкладке пиджака английскую булавкуговорят, верное средство от сглаза.

Булавку. Стоп…

Импульс энергии. Короткий направленный импульс малой амплитуды. Булавка — средство от сглаза. От импульса «злой воли». А что такое английская булавка? Замкнутый металлический контур. Простое и надежное средство, экранирующее… антенну мозга.

Я и сам испугался. Что в наше время страшно - так это то, что практически все можно объяснить.

Богато мы живем! Куда ни глянь — велосипеды изобретаем.

Вот и в медицине. Пастер! Иммунизация! Африканцы веками прививали язву домашним животным. И вполне успешно.

Эра антибиотиков! А в Египте издревле разжеванное зерно засыпали в кувшин, заливали водой и выдерживали какое-то время. Когда появлялась плесень, воду сливали и поили ею больного. Если бы человечество хранило свои знания…

Котлету я съел. Без всякого восторга: у меня от злости аппетит пропадает. Работать сегодня не буду. Буду читать жуткий детектив: «Часы Биг-Бена пробили полночь… Литл Блонд, засунув пистолет за резинку чулка, дрожащей рукой открыла дверь спальни ужасного графа Деймо…»

Сосед за стенкой крутил цыганские романсы.

На работу чуть не опоздал: толокся на привокзальной площади. Безрезультатно. В лаборатории, где, честно говоря, особого порядка никогда не было, вообще царил какой-то хаос и безобразие. По закону подлости, отключили свет и воду, столовка закрылась, а завтракал я всего-то порцией эскимо. Пришлось топать на поклон к девочкам в ИВЦ. В их поистине бездонных столах водились и пряники, и конфеты, и чай, и кофе, и сахар, и почему-то не водились тараканы.