Сергей Казменко - Нашествие

Он садился напротив меня, мы чинно обменивались приветствиями и, заказав по чашечке кофе - для меня это была всегда вторая чашечка принимались за игру. За эти годы мы успели настолько хорошо изучить друг друга, что зачастую могли безошибочно предсказать ответ на свой очередной ход и порой становились не соперниками, а как бы соавторами каждой партии. Мы даже выработали свой условный язык с ничего не значащими для постороннего - а порой уже и для нас самих - словами и выражениями, на котором разговаривали во время игры. До того, как солнце тонуло в водах озера, мы успевали сыграть четыре, иногда пять партий. Но лишь только зажигались огни на террасе - кафе "Феррико" вообще на редкость старомодно, в нем не установлено даже стандартной имидж-аппаратуры, я не могу сказать, чтобы мне это не нравилось - игра наша заканчивалась. Появилась Ланга, жена доктора Кастера, мы заказывали ужин и долго сидели, ведя неспешные разговоры о происшествиях минувшей недели и планах на ближайшее будущее. Мы никогда не говорили ни о чем, что выходило бы за пределы Оронко и его ближайших окрестностей. Не знаю, что заставляло семью Кастеров так ограничивать темы наших бесед, но меня это вполне устраивало. Я стремился полностью отгородиться от внешнего мира, и долгие годы мне это удавалось.

Потом мы, наконец, поднимались - кафе к тому времени уже совершенно пустело - доктор Кастер брал под мышку свои шахматы, и мы выходили на набережную. Ночное небо над Оронко всегда ясное, и даже когда нет на нем ни одной из лун, яркие звезды дают достаточно света. Минут десять мы стояли, молча глядя на озеро и прислушиваясь к плеску волн у наших ног, потом прощались и расходились в разные стороны - доктор Кастер с женой направо, а я налево, к своему флаеру. Мы не уговаривались о следующей встрече, мы знали, что через неделю все повторится.

В тот четверг заведенный порядок был нарушен.

Я задержался на складе, подбирая стимулятор для своей живой изгороди. В последние годы в ближнем лесу развелось множество лионок, они умудрились прогрызть в изгороди массу ходов и изрядно подпортили ее внешний вид, не говоря уже о тех безобразиях, что они вытворяли ночами на лужайке перед домом. Всякому терпению приходит конец, и я решил в конце концов, что моей изгороди совсем не помешают острые шипы. Оказалось, однако, что в таком решении я был не первым, все запасы нужного стимулятора были уже исчерпаны, и мне пришлось с полчаса повозиться, настраивая синтезатор, а потом ждать, пока он наработает два пакета нужного мне порошка. Мне очень не хотелось нарушать заведенный порядок, да и доктор Кастер, я знал, был бы очень раздосадован, не застав меня на месте, и потому я спешил. Тот, кто за долгие годы жизни приобрел множество привычек - даже таких, которые я увидел, что оказаться первым за нашим столиком мне на этот раз не удалось. Но досада моя еще больше возросла, когда, подойдя ближе, я обнаружил, что человек, сидевший спиной ко входу на моем обычном месте, не был доктором Кастером.

Я уже многие годы вел уединенный образ жизни, стараясь до минимума свести свои контакты с другими людьми, и то, что теперь мне предстоял разговор с кем-то посторонним, не входящим в узкий круг моих здешних знакомых, совсем не улучшило мое настроение. Лица человека, который дожидался меня, я не видел, но он явно не был местным. Даже обычный для этих мест белый костюм и белая шапочка с козырьком, что лежала на столе у его левого локтя, не делали его похожим на местного жителя - когда долгое время живешь в одной местности, как-то неосознанно начинаешь выделять всех, кто приехал издалека. Он сидел здесь, видимо, уже давно - рядом с ним стояла пустая чашечка из-под кофе - и несомненно дожидался меня. Это я понял сразу, другого объяснения его присутствию за столиком быть не могло. Ведь, если бы он был простым приезжим, случайно забредшим в "Феррико", его несомненно предупредили бы, что это место занимать не следует. А если бы ему нужен был доктор Кастер, то для этого незачем было приходить в кафе доктора гораздо легче было бы застать в клинике или, на худой конец, дома.

Человек этот ждал меня, и мне это очень не нравилось.

- Добрый день, - сказал я, наверное, не слишком любезно, подходя к столику.

- Добрый день, инспектор, - ответил он, вставая и протягивая руку.

Я тут же узнал его. Из всех встреч, которые могла еще приготовить мне судьба, на сегодняшний день пришлась, пожалуй, самая нежелательная. Он был, как и прежде, рыжим, и, конечно же, бородатым. Но только теперь он не был уже лаборантом у Ваента. Теперь - я знал это, хотя и не следил за новостями подобного рода - он был уже академиком. И то, что член Совета Академии Кей Рубаи отыскал меня в здешней глуши, не сулило ничего хорошего.