Владислав Покровский: Курьер. Книга вторая

Приоткрыв крышечку заварничка, я в этом убедился, порыскал по шкафчикам, ища чашки, наконец нашёл самые красивые, торжественно выставил их перед Элечкой — хо-хо, знай наших! — и принялся разливать чай, после чего рукой нащупал на столе баночку мёда, открыл её и гостеприимным жестом предложил угощаться.

— Ты прости, если я тебя обидела или рассердила вчера, — произнесла она тихо, с удовольствием принюхиваясь к ароматам чая. — Просто есть вещи, которые не все имеют право знать сейчас.

— Забудем, — отмахнулся я, с удовольствием пробуя чай. — Я уже давно решил для себя, что буду плыть по течению, принимая жизнь и обстоятельства такими, какие они есть.

— Я бы очень хотела, чтобы они тебя не коснулись… Грязное это дело. И неблагодарное…

— Я уже сказал — забыли, — повторил я. — Не хочу сейчас портить себе настроение тем, что мне хочется знать и что мне не дают узнать.

— Так получается…

— Элечка! — возвысил я предостерегающе голос.

— Моё имя Ольга, — вздохнула она, и я приподнял бровь, взглянув на неё. — Учти, его мало кто знает, мало кому о нём следует даже думать…

— А меня Андрей зовут, — игриво произнёс я, чокаясь с ней чашками. Великий Космос, какие страсти-мордасти творятся… Почему-то меня уже даже не тошнило от этой "шпиёнской" атмосферы — видать, я здорово переборщил с дозировкой её употребления, и мой организм успел выработать иммунитет.

Я пригубил чаю, наши глаза встретились, я лихо ей подмигнул, и мы — к моему неописуемому удивлению и облегчению рассмеялись. Ну и хвала звёздам! Когда люди смеются, то проблемы бегут куда подальше, как микробы и особо впечатлительные личности — от запаха чеснока.

— Тебе действительно понравилось? — робко спросила она, отсмеявшись, и я незаметно поморщился — какая же это боевая подруга? — невольно сравнивая её с Шелой, которой попробуй только заикнись, что она хреново приготовила завтрак, даже если он совершенно несъедобен. Давись, но лучше молчи. Иначе… Я улыбнулся, вспоминая.

— Мне очень понравилось. Я не абы какой гурман в области еды, но, я уверен, что такой вкуснотищи я не попробовал бы даже в каком-нибудь элитном ресторане. Было очень вкусно, — успокоил я её. — Очень!

— Я рада, — произнесла она тихо, уткнувшись носом в чашку.

— Да что с тобой? Что ты как не родная? — я потерял терпение, залпом допил остатки чая и пошёл мыть посуду, то есть складывать их в раковину — в моём времени мыть водой и какими-либо чистящими средствами грязные чашки и тарелки считается нонсенсом и почему-то верхом эксгибиционизма. — Взбодрись! Почему у тебя хорошее настроение как в бездонную бочку утекает? Что такое произошло, что ты вся такая вялая?

— Я потеряла одного очень хорошего человека, — подняла она на меня глаза, в которых плескались океаны тоски и горя, в её голосе вдруг ни с того ни с сего явственно прорезался металл, — который был для меня в этой жизни очень многим, разве только не мужем и не любовником. Ты извини, пожалуйста, если я от радости не буду танцевать…

— Теперь уже ты меня прости, — пробормотал я, почёсывая в затылке и пытаясь представить, как бы я себя вёл, если бы у меня тоже погиб лучший друг. Уж точно бы тарантеллу не плясал. — Я думал…

— Я примерно представляю, что именно ты думал, — отрезала она. — Мол, припёрлась глупая баба, села на шею, а вдобавок ещё и ноет, а не от радости пляшет и поёт.

— Я не думал об этом, — твёрдо, начиная сердиться, отчеканил я. — Я не настолько мнителен и себялюбив, как ты, наверное, думаешь. Я просто переживал, что у тебя такой вид, и не мог понять, чем он вызван. Прости, что заставил вспомнить о такой потере.

— Когда-то давно ты и сам потерял хорошего друга, — сказала она, пристально глядя на меня, а у меня в голове от этой фразы вдруг тараканы заполошно забегали. "Откуда она знает?!" — удивился я. — Поэтому, я уверена, ты сможешь хорошо меня понять. А теперь, — она допила чай и протянула мне чашку, — хватит уже извиняться друг перед другом через каждое слово. Хорошо? — я утвердительно кивнул, ошеломлённый столь неожиданной вспышкой энергии в до того практически безвольном теле, и она продолжила:

— А теперь нам, наверное, следует начать, наконец, работать, иначе Старик тебе опять всю плешь проест, а я так и не докопаюсь до сути интересующих меня вопрос.

— Чай кстати был великолепен, — донеслось до меня, когда Элечка резким движением встала из-за стола и вышла из кухни, — никогда такого не пила. Советую спрятать подальше, иначе я его весь выпью…