Н Ляшко - Минучая смерть

Федя нашарил хлеб и положил его на кружку с водой, нашел пальто, застегнул его на себе, лег на доску, закрыл глаза и очутился на заводе. Рядом о ним стоял подросток Спирька. Он вернулся с хутора и рассказывал, как его встретили там, как он ездил на мельницу молоть рожь, как за два года подросли вербы, которые он когда-то сажал с братом. Голос его щебетом порхал над грохотом котлов и вдруг надломился:

- Ну, вставай! Эй, тьг-ы! Или очумел?

Федя застонал от боли, увидел фонарь и, хватаясь за ноги надзирателей, вскочил:

- Чего вы, собаки, деретесь?!

- Кто? Что ты? Выходи!

Надзиратели дышали тяжело, умышленно наваливались на Федю плечами, "и он сказал им:

- Не лезьте, горла перерву!

- Ну-ну-у, иди, какой горлохват нашелся...

Была уже ночь, из коридоров на лестницу стекала похожая на шопот, вздохи и писк, ни с чем не сравнимая, ночная, тишина неволи.

В конторе Федя увидел лысенького жандармского вахмистра и спросил:

- Теперь вам поручили колдовать надо мною?

Вахмистр встрепенулся и кивнул на кабинет начальника тюрьмы:

- Сию минуту придут.

В тепле Федю охватила дрожь, и он облокотился на стул. Из кабинета вышел ротмистр, улыбнулся и звякнул шпорами:

- Доброй ночи, господин Жаворонков.

- Пусть вся ваша жизнь будет такой доброй.

- Вы раздражены? Я понимаю, но, право, все сложилось к лучшему: записочка Александры Семеновны открыла вам глаза на положение, в котором вы находились, и мы, надеюсь, сегодня столкуемся с вами...

Зубы Феди стучали, и мысль, что ротмистр истолкует его дрожь по-своему, заторопила его:

- Ни гроша не стоят ваши записочки! - сказал он.

Расположившийся за столом ротмистр привстал:

- Позвольте, разве вы от нас получили записочку?

- Какую записочку? Где она?

- К сожалению, она отправлена нами в Петербург, но копию я могу показать вам. Вот, пожалуйста, читайте...

Феде стало теплее, легче. - "Значит, усатый подослан", - решил он и раздельно сказал:

- Плевал я и на записочку, и на копию, и на вас, в на ваши плутни...

Ротмистр вскочил и поднял руку:

- Не забывайтесь! И имейте в виду, что...

- Имею, имею, - оборвал его Федя, - и не забуду!

Спасибо, научили! До гроба буду помнить! Детям расскажу, какие собаки носят синюю шкуру!

Ротмистр перекосил лицо и топнул ногою:

- Молчать! Сведите его назад!

Надзиратели подхватили Федю, вывели за дверь и с бранью слетели с ним в полуподвал.

XXI

В секретку Федя вернулся на четвертые сутки:

- Ну, вот, теперь и я крещеный.

Больше Казаков ничего не добился от него. Холод и сырость проняли Федю до костей, но глаза его светились твердо и задорно. Прогулки вновь начали казаться ему короткими, после вечерних поверок на губы опять набегали улыбки: "Эх, и засну же!" Потянулись шахматные партии, рассказы, и дни шли, даже торопились, пока их не остановил усатый арестант.

Случилось это через неделю по выходе Феди из карцера. В руке Феди было ведро с нечистотами. Он сняло него крышку, готовясь окатить усатого, но тот так улыбнулся ему, так заговорщицки подмигнул, что руки его обмякли, и он подумал: "А может, жандармы сняли копию с записки, пока она шла сюда?" Усатый кивнул на Казакова и захлебнулся шопотом:

- Ты с ним не очень-то: это он, гад, шепнул о записке, больше некому. Гляди, а то и меня подведешь. Вчера наши у политиков снег сгребали и принесли еще записку тебе. Просили ответа.

Федя вспомнил день, когда его брали в карцер, и похолодел: ведь Казаков кинулся к нему вместе с надзирателями: "Вот что-о, а я думал, он хотел помочь мне... Ах ты, гадина!" От волнения и гнева у Феди пересохло в горле. Он хмуро прошел в камеру, украдкой прочитал записку и согнулся от боли: разнюнился, говорилось в записке, перед смазливой девчонкой, разболтал ей все и юркнул в секретку-пусть, мол, она топит товарищей, а я в стороне, я ни при чем. И хорошо сделал, что спрятался, таким не место среди товарищей.

Под запиской стояло слово "Сестры", а рядом был нарисован чулок. Федя понял: писали чулочницы, а опознала их и "дядю" Саша.

Он в кашицу измельчил записочку и одервенел. Мерещилось, как его поведут на суд, с каким презрением товащи будут глядеть на него и ежиться рядом с ним. И разве можно не презирать его? Кто Саша? Девчонка, а он взЕалил на нее такую тяжесть. Дурак! Осел! Не мог перенести корзины так, чтоб об этом никто не знал. И ведь имел возможность: под его рукою было четыре помощника. Надо было провести их во двор, поставить в стороне, а самому постучать. Саша открывает ему, он шепчется с нею, четверо подкрадываются, хватают его, Сашу, старуху, связывают их, запирают в чулан и уносят из типографии корзины. У него руки связаны чуть-чуть, он высвобождает их, советует Саше и старухе не оставлять дома, гонится за "грабителями", находит их в условном месте и...