Рэй Олдридж - Сомаигрушки

Клит зашёл за ними, двигаясь беззвучными шагами, уставился на Бернера.

Он свысока посмотрел на Конфеточку. «Ты знаешь, не так ли?» — сказал Клит мягким задумчивым голосом.

Бернер понял, что произошло что-то важное, какой-то ритуальный обмен. Какое-то гнетущее сообщение прошло между Клитом и Конфеточкой.

Клит остановил свой пристальный взгляд на Бернере. «Вещи меняются, отшельник. Даже в своей короткой жизни ты заметил это. Мы не задержимся здесь надолго».

«Что вы имеете в виду?» Бернер, казалось, не мог перевести дух.

«Я отошёл от своей жизни слишком надолго. И я утомил мою Конфеточку». Клит покачал головой, он выглядел странно истощённым. «Старые игрушки», — сказал он голосом настолько тихим, что Бернер едва смог услышать эти слова.

Он молча ушёл, и Бернер дрожащей рукой взял её щётку для волос.

Конфеточка взглянула на Бернера. Её лицо казалось удивительно бесстрашным. «Не обращай внимания, Бернер. Ему нравиться пугать людей; ты знаешь, это его хобби. Прежде чем улететь, он выпустит тебя и позволит тебе вернуться к своей старой жизни. Просто не делай ничего, что приведёт его в ярость. Никогда не поступай вопреки его ожиданиям и с тобой всё будет в порядке. Он — не случайный убийца. Ты выживешь, Брат Бернер».

Он хотел верить ей. «Он грозился превратить меня в женщину, если…» Он устыдился своего страха; он был раздосадован этим.

«Если я умру?» Она покачала головой. «Не беспокойся. Это никогда не случиться, поверь мне. Я не хочу обидеть — вероятно, ты был бы красивой женщиной — но у Клита очень… специфические вкусы. Достаточно странные».

«Но он казался…он действительно казался, словно намеревается убить тебя».

Она кивнула, все ещё нечеловечески спокойная. «Конечно, он намеревается убить меня. И это будет не впервый раз. Он владеет мной долгое-долгое время. Но после этого он положит меня в мед-установку, которая соберет меня и я буду как новенькая. Как я говорю, он на самом деле не убийца; это же не убийство, если ты не остаёшься мёртвой, так ведь? Он никогда не избавится от меня; я — совершенная женщина. Для Клита. Но с тобой всё будет хорошо. Верь мне».

Внезапно, Бернер стал уверен, что она говорит правду. «Это ужасно для тебя», — сказал он.

«Это не так уж плохо», — сказала она, пожимая своими красивыми плечами. «Я никогда не помню как была мёртвой». Но затем её самообладание немного соскользнуло, и её глаза потемнели. «Что причиняет боль, так это умирание».

Бернер отправился в кровать полный горестного восхищения. Сон долгое время не шёл к нему, но когда он, наконец, заснул, им овладело ужасное сновидение.

В этом сне не было никакой логики; несвязанные образы летали по сцене его разума. Сам Бернер не принимал никакого участия в этом сне. Он был совершенно безвольным наблюдателем.

Решительное лицо Конфеточки смотрело на него с какого-то небольшого расстояния. Он, казалось, воспринимал её лишь краешком глаза, но она была сутью этого сна. Вскоре он заметил, что прекрасная плоть, которая покрывала её череп, стала полупрозрачной и белые кости стали просвечивать через неё. Через эту полупрозрачность были видны кружения тёмных мыслей — река тайного чувства, текущая по бледному камню. Позади красивых глаз — черные пещеры. Позади сочного рта — длинные ужасные зубы смерти.

На переднем плане сна Клит в медленном ритуале принял ряд странных поз. Его глаза, поначалу, были унылыми. Его рот широко открыт, безвольный. Им, казалось, овладела какая-то внутренняя жизнь, словно другое существо поселилось в его теле, не совсем человеческое и неуверенное, как человеческому телу полагается двигаться. Теперь Клит встал на одну ногу, другая нога высоко поднята, рука закручена за спину. Эта рука поднялась, показалось, сейчас вывихнется, и стала шипом, вылезшим из задней части шеи Клита.

Сон замерцал и Клит стал ядовитой рыбой, бородавчатым ужасом с потрёпанными плавниками, глазами такими же безжизненными как галька. И в то же самое время он всё ещё был Клитом, и Бернер чувствовал холодящий шок узнавания.

Конфеточка трезво смотрела со своего расстояния; её череп светился внутренним огнём.

Клит изогнулся и снова стал человеком. Он упал на четвереньки и Бернер увидел паука. Затем змею. Акулу, гиену. Инопланетную тварь с рогами как бритвы, чудовище со щупальцами из пучины. С каждым таким превращением Бернер чувствовал, что ужас его растёт. Ему хотелось кричать; его горло болело, словно собиралось разорваться.