Анатолий Фисенко - Галактика 1995 № 2

Первый налет был отбит. Тропу устилали неподвижные черные фигуры, метались бесхозные кони, свои и чужие, ревели волы.

Рядом с Агнией за пеньком хоронился гном, сжимая зазубренный топорик. Прежде нарядную одежду трудно было узнать: в земле, травяной зелени, сильно измята. Он повернул к ней морщинистое грязное лицо и оскалился в полуулыбке-полугримасе:

— Конец, парень, наших половину выбили, а к ним сейчас подойдет подкрепление.

И действительно, впереди прорезался многократный вопль, несущий радость, скрытую угрозу и неистощимую злобу. «Вот и все, — подумала она, — как быстро и глупо. Только бы не больно».

Между деревьями возникли неясные фигуры — словно чернильные сгустки в окружающей мгле.

— Перемирие! — прокаркал хриплый от ярости голос. — Вы не нужны, платите выкуп и проваливайте. Совещайтесь до рассвета, не тронем во имя ромба, потом — смерть.

— А условия?! — крикнул кто-то из купцов.

— Половину товара и пару людишек поупитанней.

— Их-то зачем?

— На ужин! — злобно захохотали в лесу.

— Мерзко, зато честно, — заметил Фиорн, вставая и отряхиваясь. — Не валяйся, кишки застудишь. Раз поклялись, не нападут.

Снова запылал костер, вокруг которого стали собираться караванщики: некоторые поддерживали раненых, кое-кто собирал неразбежавшийся скот. Наконец, все сгрудились у огня.

— Итак, — начал вожак, — деремся или платим? Лучше последнее, эти бестии действуют на нервы, чтоб их перекосило.

Купцы и охранники согласно закивали, бормоча:

— Раз окружены, дадим отступного… их больше.

— Тогда бросаем жребий, кому в плен, — предложил Фиорн.

— Зачем затягивать? — удивился Эрл. — Ясно кому — тебе. И новичку.

Караванщики мгновенно набросились на Агнию и гнома, связали и швырнули на землю.

— Извините, но вы чужие, — ухмыльнулся предводитель. — Не расставаться же с давними друзьями. А о твоем товаре, коротышка, позаботимся, обещаю.

Девушка почувствовала, как ее поволокли за ноги, ее глаза закрылись и мир превратился в ничто.

С неба извергался водопад. Она разлепила непослушные веки и поняла, что валяется на мокрой земле и сверху ее поливает из бурдюка тощий, будто жердь, урод. Иначе не назовешь: шерстистое лицо с клыкастым безгубым ртом, расплющенным носом и треугольными ушами с кисточками на концах. Плюс когтистые лапы и круглые глаза. Другие существа, по-разному страшные и одинаково мерзкие, выглядели не лучше, хотя имели человеческую одежду и вооружение. Как всегда в таких разноплеменных шайках все говорили по-артански, самом распространенном языке континента — знакомом и купцам, и пилигримам, и многочисленным силам зла.

— Трупоеды, — вспомнила девушка, — бродячие каннибалы, которыми пугали малышей, но и взрослые не поминали их к ночи. Рассказы о них леденили кровь, но правда могла оказаться намного сквернее.

Рядышком монотонно и вычурно бранился Фиорн, спутанный как муха в паутине. Сочилось бледное утро, справа от центра поляны стояли юрты, возле которых возились страхолюдные детеныши, а справа — поросшие мхом и кустарником руины храма, изъеденного ветром и временем. Камни были сильно выветрены, испещрены полустертыми затейливыми письменами, крыша местами провалилась, часть колонн разбита вдребезги, остальные накренились. Возле развалин булькал на огне огромный котел.

Изучать дальнейшую обстановку помешал болезненный пинок в бок. Сквозь окружающую толпу протиснулся одноглазый трупоед в кольчуге до колен и рогатом шлеме. По тому, как все притихли, а некоторые шарахнулись, чувствовался главарь.

— Попались! — рявкнул он. — С кого начнем?

Вода вскипела. Мерзкие рожи радостно заухали, оскалились, пуская слюня, корявые когти указали на Агнию.

— И вправду этот покрупней, хотя тощ и не наварист. Где его барахло? Ему без надобности.

Грубые лапы содрали с нее сумку и бросили ему. Тот вытряхнул содержимое, присел на корточки и принялся урча, рыться в добыче.

— Ага, жратва, деньги… А здесь?

Он развязал мешочек старой чародейки, выудил перстень, безуспешно попытался примерить на толстый, словно сук, палец и злобно выругался. Опять полез в мешочек, пренебрежительно повертел и отбросил выеденный пергамент, потом извлек черную ромбовидную пластинку с изображением двухголовой кобрилы — и тут же окружающие с шипением откачнулись, а сам главарь выронил трофей и чуть не опрокинулся на спину.