Анатолий Фисенко - Счастье

Анатолий Фисенко

СЧАСТЬЕ

- Боюсь, опоздали - пульс нитевидный.

- Введи камфару.

- Они вытащили его и лишь потом позвонили! Это надо было сделать вначале...

В начале жизни, когда окружающее только получало имена, главными для меня стали не отец с матерью, а воспитатели детского дома, который располагался на окраине Н-ска и был не лучше и не хуже других подобных учреждений. Жилось нам относительно неплохо, но иногда накатывалась обида от кажущейся неполноценности - мы становились вспыльчивыми, уединялись, чтобы никто не видел наших слез. Такое чаще случалось при появлении новых или "старых" родителей.

Однажды это произошло со мной.

Прекрасно помню то яркое февральское утро: мороз серебрил заиндевевшие окна, а во дворе на ветвях лип распушили перья озябшие снегири. Я устроился на подоконнике и рассеянно возил карандашами по бумаге, искоса наблюдая за высоким мужчиной у ворот. Он топтался среди сугробов, снег густо лежал на его плечах и шапке - именно таким мне представлялся Дед Мороз. Вдруг я ощутил на себе пристальный взгляд, обернулся - заведующая.

- Там внизу... К тебе.

Наверно, она успела накинуть пальтишко, потому что во дворе я не ощутил холода.

Это стоял отец. Сияло солнце, сверкал снег, и в этом удивительном мире не было никого счастливее нас. Вскоре я стал забывать о детском доме и лишь иногда вздрагивал ночами от странного чувства нереальности, от смутных воспоминаний, еще вторгавшихся в сны.

Счастье - короткое слово, но вмещает и походы в лес, и уютные вечера за шахматами, и долгие беседы о минувшем и будущем. Порой казалось, что отцу известно про меня все, когда же я расспрашивал о нем, мы вдруг спешили в парк, на стадион или еще куда-нибудь, где было не до расспросов.

Лишь об одном я тогда жалел: что его работа в институте занимала слишком много времени, которого и так не хватало, чтобы наверстывать горькие годы одиночества. Даже ночами, просыпаясь, я видел его склонившимся над чертежами и книгами. А как-то утром, собираясь, он обнял меня и долго молчал. Последние недели он был задумчивее обычного, теперь же его лицо, бледное и растерянное, поразило меня.

- Оставайся, - предложил я, - сходим в кино.

Он грустно улыбнулся:

- Когда вернусь.

И погиб при взрыве лаборатории.

Неправда, что годы лечат - просто к боли привыкают.

...Привыкают, а я не могу видеть умирающего.

- Мы врачи. Похоже, он слышит - веко дрогнуло.

- Показалось. Иди, отдохни.

- После.

После одиннадцатилетки я поступил в институт и, как отец, занялся биофизикой. Ученые знают, что под воздействием электричества на определенные участки мозга вспоминаются минувшие события. Но активна лишь незначительная часть клеток. Назначение остальных - тайна. А я доказал: именно они аккумулируют прошлое, и в него можно проникнуть, использовав их энергию.

И настал миг, когда за мной, отсекая настоящее, сомкнулись створки хронокамеры. А потом... Узкая улица, запорошенная снегом. Фонари, слепо озирающие улицу. Ветер, радужными блестками осыпающий фонари. И я, знающий под размеренный скрип снега, что воспитательница ведет нас завтракать, а потом я устроюсь у окна и стану рисовать белую сказку. Но случайная витрина отразила высокого мужчину с моим лицом. Время повернуло вспять, и теперь я стал гостам в нем.

Я восторженно бродил по Н-ску, разглядывая полузабытый город, а перед концом контрольного срока оказался на его окраине. Все дороги ведут в Рим, а все пути моего прошлого сошлись у детского дома. Я смотрел на него, забыв о времени, а оно забыло обо мне: прощально прозвенели часы на городской башне, но снежинки продолжали таять на моем лице. Что-то случилось в хронокамере, это предусматривалось, требовалось просто переждать, поэтому я по заранее подготовленной "легенде" устроился на работу по специальности, обзавелся друзьями - и ждал, ждал, ждал, но тоскливыми бесконечными ночами все чаще возвращались цветные воспоминания детства, а если и подступал долгожданный сон, то чтобы показать страдающего от великого одиночества мальчишку, ждущего чуда возле морозного окна. Я понимал, что, отправившись к нему, замкну элементарную "петлю времени", но крепнущая догадка о судьбе отца постепенно стала уверенностью: именно мне предстоит путь до руин горящей лаборатории, И вновь настало то ослепительное утро, когда из подъезда выбежал мальчишка в распахнутом пальто, замер и, словно очнувшись, бросился ко мне. Не помня себя, я подхватил его на руки!