Анатолий Фисенко - Галактика 1995 № 2

Охотница определила по блеклому солнцу направление и, уже молча, зашагала домой, однако скоро остановилась перед баррикадой исполинских поваленных стволов. Корежилась кора, сучья торчали в разные стороны. Ей стало по-настоящему страшно, даже руки задрожали. Похоже, кто-то мешал вернуться.

Запинаясь, она произнесла заклинание от шатуна, любящего закружить путника по чащобам, от мшистой дриады, свивающей тропы и от других младших духов иллюзий. В ответ злобно захохотала неведомая птица — и в затхлой духоте опять воцарилась глухая тишина. Если не считать комариного звона, не слышалось ни звука. И вдруг сзади почудилось движение. Она резко обернулась, чуть не потеряв равновесие, и увидела приземистого смуглого мужчину в синем плаще подпоясанном кожаным ремнем шириной в ладонь. На пряжке вычеканены золотые весы. Сам пожилой, бородатый, с непропорционально большой головой на короткой шее, а глаза — словно мелкие черные камешки. Он кивнул, молча поманил к себе и медленно, часто оглядываясь, пошел в чащу. На служителя зла незнакомец не походил, даже чем-то располагал и Агния, решив рискнуть, двинулась следом, вытянув из ножей кинжал и настороженно озираясь. Самое время для ловушки — не ведет ли к ней загадочный спутник? А тот не приминал травы, будто скользил по воздуху, а раз явственно прошел сквозь дерево. Значит, все-таки дух или, вернее, ментальное изображение, перенесенное на расстояние для единичного задания. Бабушка Льзе рассказывала о таком, у нее у самой получалось в молодости, когда чародейские силы еще не источились.

Скоро лес опять «похорошел»: исчезли бурелом, скрюченные стволы и промозглый туман развеялся, а меж кустов появилась знакомая тропка. «Дух» показал на нее, погрозил пальцем и пропал, точно померещился, лишь золотистые искорки закружили гаснущий хоровод.

Агния была растеряна и напугана: вместо прежней размеренной жизни оказаться в эпицентре невероятных событий — глаз, колдун, теперь это наваждение. К добру иль худу?

Она покачала головой, вложила кинжал и ножны и заторопилась в поселок.

Лечебное снадобье не помогло — бабушке становилось все хуже, из нее истекала жизненная энергия и потому любое волшебство не действовало. Лицо лихорадочно осунулось, кожа посерела, нос заострился, сквозь обескровленные губы вырывалось свистящее дыхание. Она лежала на давке и отрешенно смотрела в окно, откуда доносился нестихаемый гомон, отдельные выкрики. Народ снова шумно повалил на площадь — решать свою судьбу.

Агния приготовила очередной компресс, когда вернулся постоялец. Обычно беззаботный, на этот раз он хмурился, досадливо теребил курчавый ус и уже с порога приглушенно гаркнул:

— Как хозяйка?!

— Молчит.

— Отходит, сердешная. Порча у нее. У моей тетки тоже, помнится… Гм. А почему бы тебе не поколдовать для здоровья? Чего надобно: кровь жабы, дохлых лягушек, сушеных пауков? Могу потолочь в ступе.

Юная чародейка слабо улыбнулась:

— Это спасает от лихоманки, трясавицы, черной немощи и прочей простой хворобы, а здесь магия посильнее нашей.

— И нельзя помочь?

— Пытаюсь, но… Что решил Комендант?

Дядюшка Ивр присел на лавку и обхватил руками тощие колени:

— Чепуха получается. Вчера всех взбаламутил, многие засобирались в дорогу, а теперь заявляет: остаемся, враги не тронут. Совещался что ли с ними? Когда?

— Ночью, — раздался тихий голос ведуньи, которая повернулась к ним и даже чуть-чуть привстала, опираясь на локоть. — Всадник с золотыми шпорами. Он потребовал выкуп — Агнию.

— Неужели полегчало? — ахнула девушка и бросилась к ней, но та предостерегающе выставила ладонь:

— Мало времени. Комендант, ради безопасности всех, согласился пожертвовать тобой, тем более я бессильна защитить, — она криво усмехнулась. — Нас никогда не любили.

— Откуда знаешь про выкуп? — изумился старик. — Тьфу, иногда забываю, кто ты. Ну и дела. То-то удвоили стражу у ворот.

— Девочка должна выбраться. Считай моей последней просьбой.

— Ну, двоих-троих зарублю, потом меня, — он задумался, — а что, если… Пройдись-ка, малышка, туда-сюда. Давай, давай, не стесняйся.

Агния фыркнула и сердито прошагала по комнате:

— Во-во, солдат в юбке, — одобрительно пробурчал он. — Охота да скачки испортили походку, не девичья. Значит, так. Переоденешься парнем, оружие и амуницию дам. Волосы подрежу, мать не узнает.

— Отлично, старый рубака, — ведунья откинулась на лежак и закрыла глаза, — а теперь оставь нас посекретничать. И не поминай лихом.