Цинна мягко отнял у нее подушку. - Ляг на спину, девочка, - ласково произнес он. И добавил: - Ничего не поделаешь. Октавия истерически зарыдала. Но покорно легла навзничь. Дентр безразлично наблюдал эту сцену. Он прекрасно понимал, что Цинну никоим образом унижать не следует, но не мог позволить себе уйти: он должен был проследить за исполнением цернтова приказа. Цинна сохранял в унижении все свое рыцарское достоинство. Дентру даже стало завидно. Потом Цинна подошел и плюнул Дентру в лицо. Спокойно, как неотъемлемое продолжение эпизода, Дентр даже не поднял руки в защиту. Цинна был обязан посещать Октавию регулярно, но уже без Дентра. Дентр был уверен, что они занимаются чем надо: Октавия без памяти влюбилась в Цинну и сомневаться в характере их взаимоотношений не приходилось. Через два месяца Октавия была уже несомненно беременна. И обследование это подтвердило. Цинна продолжал сидеть за установкой рядом с Дентром. Он ждал, когда наконец его освободят от общества несчастной женщины и этой гнуси, которую он про себя называл не иначе как трупом с муниципальной свалки для неимущих. В Октавии же открылся яростный и бесстыдный характер. В целом Дентр был прав: обрушив на девушку сразу всю мерзость секса, он моментально развратил ее, обнажив гнилость и распущенность арцианской натуры. С Дентром Цинна никогда не разговаривал. Если требовалось что спросить, он передавал вопрос по компьютеру. Дентр относился к этому насмешливо и спокойно. Они сидели вдвоем за установкой, когда в зал вошел Фил из тринадцатого. - Пойдем, Цинна, лодка пришла за тобою, - сказал он. Цинна выключил установку и не простившись с Дентром, вышел из зала. В коридоре они молчали. Только у двери в тринадцатое Фил остановился и сказал: - Напрасно, Цинна. Напрасно страдаешь. Сколько лет тебя знаю, а ты прежний. Что изменится от того, что ты наконец подружишься с людьми? Цинна промолчал. Люди даже в небольших количествах были ему невыносимы. Они прошли через тринадцатое: совсем маленький зал с одной установкой. В углу, за раздвижными дверями находился коридор, ведущий к Тибру. В лодке у экрана сидел Мюрек. Он даже не обернулся, когда Цинна спрыгнул вниз сквозь отверстие люка. Мюрек нажал кнопку, закрыл люк. Цинна исполнил свое предназначение. Его, униженного и полного горечи снова везли в одиночку. Уж кто-кто, а Мюрек не стал бы вести душеспасительные беседы с пленным арцианцем. Цинна не считал себя членом сообщества трансплантатов, потому любое проявление их логик было для него оскорбительно. Мюрек же не любил зря болтать. В нем от рождения не водилось человечности. Вообще, он ненавидел мир настолько, что позволил себе однажды, к немалому ужасу Компа, выразить такую мысль: мол, под водой, в море, водятся брюхоногие с полиэтиленовыми раковинами (Комп их видел), огромные, до двух метров. Раковину строят из древних полиэтиленовых мешков и читают под водой размокшие человеческие газеты. Много мозгов, информационные твари. Зачем им информация - неизвестно. И кто их оплодотворяет, тоже неясно, среди улиток одни только самки. Так вот. Пусть выползают на аотерскую набережную. Ничего не будет - ни мира, ни человечества. Только аотерский гомосексуальный комплекс и белые, как снег, самки-полиэтиленоиды, ползающие по улицам научного центра и читающие с восторгом аотерскую прессу. ГЛАВА 2. ШЕСТЕРКА ВЫХОДИТ В ФИНАЛ Администрация Аотеры формировалась из ровесников Компа и Мюрека, их было всего восемь человек, не ученых, а управляющих, причем они имели отношение только к внутренним проблемам научного центра. Связи с ойкуменой Мюрек взял в свои руки. Именно поэтому ему все больше и больше необходимо было в любой ситуации иметь возможность отвечать от имени всего научного государства, не обращаясь за формальным согласием к администрации. Особенно тяготил его Лит. Это был пожилой еврей-американец, обессмерченный почти в шестидесятилетнем возрасте. Он был бездарен и не особенно умен, именно поэтому администрация определила его для просмотра поступающей в компьютерную сеть информации. Лит сортировал разработки для немедленного внедрения, либо для будущего, то есть замораживал в памяти компьютера и добраться до них можно было только со специальным кодом. Мюреку Лит смертельно надоел. Но поссориться с Литом для шестерки означало напрямую поставить вопрос об упразднении восьмерки старейшин. Мюреку же хотелось всего лишь подчинить их себе. За долгие годы администраторы так приработались к механизму организации Аотеры, что самому вникать во все тонкости Мюреку просто не хотелось.
Читать дальше
