О ее судьбе, впрочем, можно было догадаться по ее виду. Родители, заметив в дочери склонность к запретным занятиям с книгами, сдали ее с рук на руки администрации Арция. Октавия происходила из древнего патрицианского рода и была девственницей. Дентр, работавший рядом с нею, не обращал на нее ни малейшего внимания. Он, казалось, относился к ней с насмешливой брезгливостью, хотя Октавия явно была очень талантлива. Она была весталкой. Попав в Вентлер, девушка сразу лишилась своего жреческого статуса и всех привилегий, в том числе и неприкосновенности. Сотрудник Вентлера не принадлежал к гражданской общине Арция и по сути, являлся государственным рабом. К самому Дентру это не относилось. Он просто отбывал в Вентлере срок обязательной службы после занятия должности наверху, в преторианском зале. Дентр выглядел аристократично. Высокого роста, худощавый, с тщательно уложенной прической из темных волос и оливково-смуглым лицом. Глаза у него были большие и яркие, насмешливые, улыбка хитрая. Тонкие кисти рук с длинными пальцами, которые как бы нехотя прикасались к клавишам установки. Работал он на редкость профессионально, но творчеством не занимался. Его роль была иная: следить за сотрудниками - за Цинной и Октавией. Цинне он совершенно не понравился. Что-то в нем было такое... Нездоровый, зеленоватый оттенок кожи на щеках, хищный, внимательный взгляд, который он изредка бросал на рядом сидящую Октавию (Октавия этих взглядов совершенно не замечала). Так или иначе, но Цинне он был антипатичен. Сам Цинна продолжал заниматься за арцианской установкой тем делом, которое у него было на руках в Аотере. Так прошло несколько месяцев. Дентр уходил на ночь домой, а Октавия с Цинной продолжали работать в запертом наглухо зале, не испытывая друг к другу ни склонности, ни интереса. Люди, лишенные человеческого статуса. Для них как бы исчезли сами понятия дружбы, любви, сочувствия. Ничто не нарушало их покоя и мозг работал по заведенной схеме. В люминесцентных лампах, в бликах на белых кафельных стенах светилась сама безнадежность. Потом однажды ночью Дентр и Цинна остались в зале одни. Октавия мучилась женскими проблемами (она объяснила это прямо и ясно, как здесь было принято) и ушла на ночь к себе. - Цинна, - спросил напарника Дентр, - она тебе нравится? - Н-нет. А что? - Так ведь ты здесь зачем? - Ну. Я не предполагал... - Неважно. Пойдем сейчас и сделаем, что надо. - Ты спятил?! - Ничуть. - Но... но подожди хотя бы, когда она будет в порядке. - Сейчас самое время. Женщину надо как следует унизить, а потом не оставлять в покое. Тогда будет толк, - наставительно объяснил Дентр. Цинна задохнулся от возмущения. Он ощутил невыносимую брезгливость и руки у него задрожали. Как будто ему предложили пойти и изнасиловать ящерицу. Дентр выключил установку и направился к двери в общий коридор. Цинна нехотя поплелся за ним. Он чувствовал себя старым и гадким. На повороте в сторону спальни он уловил терпкий мускусный запах от прически Дентра. Цинну чуть не вырвало. Дентр открыл дверь в комнату девушки. У изголовья светился зеленоватый ночник. Все здесь дышало покоем и уютом, трогательным на фоне голых стен коридоров, светящихся официозно и безлично экранов, на фоне безличных, фашистских взаимоотношений между людьми. Здесь были цветы в белой фарфоровой вазе и туалетный столик с ненавязчиво благоухающей косметикой. Кружевная вязаная салфетка свешивалась с экрана персональной установки, очевидно девушка в одиночестве редко занималась самостоятельно. Цинна судорожно сглотнул и покосился на Дентра. Тот стоял у изголовья и смотрел на спящую. Ее лицо казалось в бледном фосфорическом свете лампы как бы отлитым из воска. Как у покойницы. Бледные губы, темные, пушистые ресницы. Весь вид трогательно обреченный. Казалось, она чует несчастье в своем похожем на смерть сне. Дентр нагнулся и откинул легкое пуховое одеяло. Октавия не проснулась. Она только прошептала что-то во сне и потянулась рукой за краем одеяла. И тогда Дентр молча, ни слова не говоря, бросился на нее. Она дико закричала, очевидно, сразу проснувшись. Цинна отвернулся, в очередной раз перебарывая поступившую к горлу тошноту. - Слушай, Цинна, - сказал Дентр весело и внушительно, вставая, - либо ты сейчас же возьмешь ее, либо я сделаю то же с тобою. Ты понял меня? Дентр достал из аптечки в углу нашатырный спирт и поднес к лицу несчастной, потерявшей сознание Октавии. Она со стоном очнулась и, схватив подушку, прижала к своей обнаженной груди, смотря на мужчин диким, затравленным взглядом.
Читать дальше
