Брайан Олдисс: Галактики как песчинки

Но сказанные ею слова оказали на Мильтона противоположный эффект. Все его комплексы вины потоком хлынули наружу. Он сжал кулаки, и в этот момент какая-то часть его мозга осознала, что сейчас он готов совершить самый глупейший поступок.

- У нас есть между собой кое-какие счеты, - произнес он, стараясь не дать волю охватившей ее ненависти. - Одному из нас придется уйти.

- Ничего не понимаю, - прошептала Вэнгаст, приведенная в полное замешательство реакцией Мильтона. - Ведь вы же оба - земляне...

- Вы были раньше знакомы? - спросил кто-то.

- О чем это вы здесь болтаете? - поинтересовался другой.

- Что за неприятности?

- Не обращайте внимания! - обратилась ко всем Амада, затем повернулась к своему мужу.

Сабани, ее тигр, не мог соперничать с ней в опасной красоте, когда она начинала сердиться. В гневе она становилась неотразимо притягательной и в то же время грозной.

- Я хочу наконец разобраться в смысле всего этого кретинизма, потребовала она от Мильтона.

Чжун Хва попытался дать объяснения. Его солитский, раздраженно отметил про себя Мильтон, был более беглым, чем у него самого. Было похоже, что концепция национализма оказалась выше понимания большинства присутствующих женщин, они жили в малонаселенном мире, где вездесущие пристанища превратили сегрегацию в группирование по принципу мимолетных любовных связей.

Но Амада и Вэнгаст успели побывать на Земле, они кое-что знали о чудовищных орудиях войны и даже присутствовали при начале глобального конфликта перед своим возвращением на Солиту. И обе были очень встревожены, заметив эхо той отчаянной схватки здесь, в их привычной среде. Пытаясь разобраться в потоке объяснений, они начали понемногу заполнять пробелы в сведениях, поначалу утаиваемых от Мильтона, частью случайно, частью намеренно: теперь когда война разразилась, пристанища прекратили свои посещения Земли. Они оказались полностью отрезанными от своего родного мира.

Тем временем Чжун Хва, сама вежливость и смирение, развесил уши, а Мильтон, не способный уследить за всем тем, что говорилось обнаружил, что теперь ему совершенно ничего не хочется знать. Смятение поглотило его; рассудок, уже заплутавший среди цветов, красок, соблазнительных женщин, сейчас раздирали противоречия. Ощущение того, что здесь он чужой, что он поражен невероятной, восхитительной жизнью здесь, подавляло.

Обозленный, он повернулся ко всем спиной и ушел. Амада не сделала даже попытки удержать его.

В своем теперешнем состоянии веселой неразберихи, дворец оказался местом, в котором новичку спрятаться было совершенно невозможно. Он смешался с прогуливающимися, стараясь уйти как можно быстрее и как можно дальше, агонизирующий мозг гнал его вперед.

Как же он виноват, что оказался здесь, что же он натворил, покинув Землю. Он страстно любил Амаду, но он любил также и свой край. И теперь ему предстояло разрешить это жестокое противоречие. Мысли его сейчас были еще более спутанными и смятенными, чем скрытая музыка.

Он преодолел немалый путь, пробираясь сквозь толпы изумленных, восторженных гостей порой снова оказываясь в комнатах, через которые уже проходил. Но теперь здесь декорации изменились.

Пытаясь спасти свой прием от провала, Амада переместила свой дворец в другое место. Будучи до своего замужества офицером-электронщиком, Мильтон кое-что знал о тех трудностях, которые крылись за этой такой простой с виду переменой положения. Тем не менее, даже в теперешнем его настроении, удивление вспыхнуло в нем.

Огромное здание внезапно оказалось наполовину погруженным в море. Задние комнаты стояли на берегу, передние, словно нос затонувшего корабля, оказались под водой. Здесь была ночь. Иллюзорная фосфоресценция накатывала на стены и, благодаря хитростям обратного проецирования растекалась по всему дворцу.

Участники сверхъестественного балета начали прибывать под покров прозрачных вод. Тюлени, украшенные светящимися шарами, острокрылые рыбы-корнеты, угри, голавли, крупные пурпурные рыбы-попугаи, косяки рыб-докторов, дельфины, акулы, электрические скаты - все мелькало в круговороте на водной арене. Они плыли мимо прозрачных стен, расходясь и сближаясь в причудливой сарабанде.

- Вернуться бы домой! - воскликнул Мильтон и отвернулся от рыбьего парада.

Он вновь обратился в бегство, проскочил ряд полузатопленных комнат и, наконец, оказался в помещении, которое несмотря на камуфляж, он узнал. Здесь он был в одиночестве.