Брайан Олдисс - Галактики как песчинки

Это было изумительно. После промозглых подземелий мечтария-Пять, после приглушенных отзвуков глобальной войны это все было изумительно вдвойне. И в то же время - для Директора - все казалось странным и одновременно невероятным.

Растения щеголяли цветами, нежными, как губы девушки, цветы пускали побеги, раскрывали бутоны, увядали, выбрасывали узкие ленты длиной в пятьдесят ярдов, раскачиваемые ветерком и рассыпающие благоухающие семена. Стена растений образовывала круг, и этот круг был комнатой.

Только одной комнатой. Стены второго помещения мерцали от бессчетного количества рыб и небольших серых созданий с черными змееподобными язычками. Они плавали в башнях из воды, которая омачивала вам палец, если вы прикасались к ней. Трансматериальные поля в две молекулы толщиной заставляли их стоять неподвижно, взметаясь в янтарного цвета воздух.

Следующий зал, казалось, был обшит звездами, гигантские мотыльки порхали над головами, и если мотылек касался звезды, то та начинала звенеть как колокольчик.

Дальше шел холл, в котором высокая трава сверкала от обильно выпавшей на рассвете росы.

А здесь постоянно шел снег, снег преувеличенный, поскольку падал в виде трехслойных кристаллов, которые, коснувшись пола, сразу же исчезали.

А там... но каждая комната отличалась от другой, поскольку это был дворец Амады Малфрейи, а дворец находился на Солите, и сама Амада была тоже здесь, она только что вернулась из своего путешествия на Землю, где обзавелась цветами и тиграми. Сейчас она давала прием, на котором собирала всех своих старых друзей, чтобы представить им своего второго мужа.

Гостей набралось около пяти сотен. Изящную гармонию образовывали супружеские пары, яркие расцветки свободных мужских мантий удачно контрастировали с оттененной черными одеждами полуобнаженностью женских тел. Многие женщины и некоторые мужчины прибыли в сопровождении животных гепардов, попугаев аба, великолепных ящериц особого рода, достигающих трех футов высоты, когда они вышагивали на задних лапах. Веселой толпой они заполнили изумительные помещения.

Нарядные аэростаты, плывущие в древних торговых ветровых струях, разносили бокалы по всему веселящемуся дворцу. Каждый из присутствующих, казалось, был пьян, но никто не казался перепившим. И еще одна деталь делала этот прием непохожим на другие званые вечера на Земле - здесь говорили все, и в то же время никто не пытался перекричать другого.

Ослепленный открывшимся перед ним зрелищем, Директор подумал, что до сих пор он никогда не наблюдал ни у кого фантазий даже на половину богатых как эта. На основании всех этих тщательно проработанных деталей он мог сказать, что это скорее воспоминания, чем воплощение желаний, вызванное в жалком ущербном умишке большинства узников Мечтария-Пять. Флойд Мильтон должен был в самом деле прогуливаться по этому невероятному зданию, чтобы представить все подробности.

Он и в самом деле посещал эти нарядные анфилады, залитые холодным аргоновым светом, который освещал всеми цветами радуги лица собравшихся, бродил по невидимым тропинкам над бурлящим потоком, вкушал фантастические блюда и беседовал с гостями, слегка запинаясь в своем твердом недостаточно солитском произношении.

И ничто из окружающего не удивляло Мильтона, поскольку это был его дворец, ибо именно он и был вторым мужем Амады, и этот прием был устроен в его честь, и именно ради знакомства с ним прибывали сюда гости. Настала величайшая ночь в его жизни, и все же он не был счастлив.

- Ты выглядишь озабоченным, мой звереныш, - прошептала ему Амада.

Она могла бы быть женщиной Земли, причем очаровательной женщиной, если бы не редкие волосы, плотно уложенные вокруг головы. И сейчас она напустила на себя страдальческий вид, как становится страдающей любая женщина, когда ее муж неловко ведет себя в щекотливом положении.

- Я не озабочен, Амада, - возразил Мильтон. - И, пожалуйста, не называй меня "зверенышем". Зверушка - это твой голубой тигр.

- Но это же комплимент, Флойд, - ответила она, похлопывая животное по загривку. - Разве Сабани не прекрасный зверек?

- Сабани - тигр, а я - человек. Ты можешь усвоить и запомнить эту небольшую разницу?

Амада никогда не выглядела рассерженной, но теперь ее страдальческое выражение усилилось. "Это сделало ее еще более женственной" - отметил про себя Мильтон.

- Для меня эта разница совершенно очевидна, - тихо сообщила она. - А жизнь ведь слишком коротка, чтобы тратить ее на выяснение очевидных вещей.