Майк Резник - «Если», 2002 № 04

Но где и когда, интересно, колобок Джули мог услышать, как один человек умоляет другого не кушать его?!

Я пытаюсь найти удобоваримый ответ на этот любопытный вопрос с тех пор, как покинул ферму Макдональда. Сегодня у меня по-прежнему нет ответа, но зато есть постоянная колонка в «СанТриб». Я получил ее благодаря любезности финансового конгломерата, владеющего нашим издательским домом.

Теперь передо мной стоит проблема: решусь ли я воспользоваться этой удачей, чтобы поведать миру все, что хочу?

И сразу возникает вторая проблема: что именно я хочу ему рассказать? Что трем миллиардам детей следует вернуться в голодному существованию и умереть? В сущности, неважно, правду ли мне сказал Джадсон Коттер или бесстыдно солгал. Если когда-нибудь дойдет до выбора между мясными колобками и нашими детишками, я заранее знаю, на чьей стороне окажусь.

В мире есть то, на что я могу повлиять, и то, на что не могу. Есть вещи, которые я хорошо знаю, и те, которые я изо всех сил стараюсь никогда не узнать. Я всего лишь обычный человек, один из многих миллиардов, и не несу ответственности за судьбы мира.

Но я несу ответственность за себя.

С тех пор, как я вернулся с фермы Макдональда, я стал вегетарианцем. Не Бог весть какое достижение, но надо же с чего-то начинать.

— Но это же не чипендейловское кресло, Дэвид, а подделка, — проговорила Лола — спокойно и, на взгляд Даба, с некоторым высокомерием. Таким тоном вещает эксперт, снисходительно следящий за тем, как мыкаются любители. Две женщины, принарядившиеся по моде провинциалки, с этим мнением не согласились и подняли цену выше 500 долларов.

— Ну, раз ты в этом уверена… — промямлил Даб.

В его водительских правах было написано: Дэвид Урбански, но все вокруг, за исключением Лолы, называли его Дабом. Обычно он предпочитал сокращенный вариант своего имени, однако то, что она звала его Дэвидом, радовало. Значит, Лола видела в нем нечто такое,» чего не замечали другие.

Но вот проклятое кресло… на самом деле он не дал бы за него и ломаного гроша. Он хотел сейчас только одного — чтобы торг закончился и аукционист перешел к следующему предмету. Лола обожала антиквариат, она все время изучала всяческое старье по книгам и интернету и с религиозным пылом смотрела каждую передачу о старинных вещах. Он же считал эти предметы никчемным и слишком дорогим хламом.

Впрочем, из этой кучи барахла иногда действительно удается выудить какую-нибудь превосходную вещицу, подумал Даб, с лукавством поглядев на подтянутую фигурку своей спутницы.

В свои шестьдесят два года Лола обладала энергией и телом сорокалетней женщины. Они познакомились на одном из аукционов. Счастье это свалилось на него в тот день, когда Лола попросила некоего пожилого бодрячка, владельца грузовичка, перевезти к ней домой только что купленный громоздкий и уродливый буфет. Спор по поводу оплаты пришлось решать за совместным обедом, во время которого собеседники почувствовали искреннее взаимное влечение.

— Продано за шесть сотен и пятьдесят долларов! — провозгласил аукционист Корк Хабиб, ударяя молотком. — Следующий лот № 73.

— Он ухмыльнулся и покачал головой. — Всем вам, наверное, известно, что каждые шесть месяцев Клэр Аксельрод выбрасывает на продажу новую партию вещей своего покойного брата, и всякий раз, когда мы получаем коробки, наполненные подобным, с позволения сказать, товаром, признаюсь, я начинаю задумываться о том, что, собственно, представлял собой этот человек. Мы знаем, что Аксельрод объездил весь мир и к тому же был изобретателем. Так что вещи его могут оказаться воистину ценными! Итак, начнем с десяти долларов! Ну, кто произнесет это слово — десять?

Даб позволил этой фразе повисеть в воздухе несколько секунд, а потом поднял общую на двоих с Лолой лопаточку.

— Даб Урбански предлагает десять долларов! — крикнул Хабиб. — Услышу ли я теперь «двадцать»?

Даб терпеливо ожидал, весьма сомневаясь в том, что слово это будет произнесено.

— Утром мне позвонила Этель, — начала Лола тем самым тоном, который означал, что она собирается сообщить нечто важное. За проведенные вместе шесть месяцев Даб уже научился понимать ее интонации.

— Ну и как у нее дела? — спросил он, заерзав на сиденьи грузовика, словно мальчишка, услышавший трудный вопрос от учителя. Безопасного ответа на сделанное Лолой утверждение не существовало, и Даб опасался темы, которая должна была неминуемо последовать за ним.