Владимир Свержин - Заря цвета пепла

Бросок из осажденного монастыря в лесную цитадель вандейцев оказался, конечно, делом непростым, но прошел благополучно. Подпись военного министра на моих проездных документах открывала дорогу суровому грубоватому майору с его денщиком и грумом. Во владениях Кадуаля юный Людовик мог наконец чувствовать себя в безопасности.

Но нам предстояла операция куда более сложная. Полторы сотни шуанов — последняя гвардия Вандеи, возглавляемая бароном де Батцем, должна была совершить марш из Бретани к Тулону на встречу с Бонапартом — скрытно, без шума и лишних стычек.

Впереди, проверяя и расчищая дорогу, шел отряд в тридцать сабель, переодетый в армейские мундиры республиканской армии. За ним следовал остальной «полк» дофина, готовый лечь костьми, но спасти последнюю надежду Франции. Сам ясноглазый четырнадцатилетний мальчик лишь оглядывал суровые лица солдат, обожженные годами непрекращающейся войны, и молчал. Только иногда благодарно гладил кого-либо из них по плечу и смущенно улыбался. От этих знаков королевского благоволения вчерашние браконьеры, хмурые, похожие на свирепых хищников, выпячивали грудь и старались принять бравый вид.

Оставив дофина и его ангела-хранителя передохнуть, я, загоняя коня, бросился в Брест и, с запозданием исполнив приказ Бернадота, теперь возвращался в Париж. Я настиг «армию дофина» в условленном месте.

Войска строились на опушке леса. Мы с Жаном де Батцем и Кадуалем принимали этот парад, в последний раз согласовывая план действий.

— …Через шесть дней генерал Бонапарт должен прибыть в Тулон. Если Господь будет милостив и шторм не разметает его флотилию, под его командованием будет дивизия, и он сможет захватить город.

— А если разметает, если не сможет? — испытывающе глядя на меня, спросил де Батц.

— Если разметает, значит, Господь не на нашей стороне. Что же касается Тулона, не сомневайтесь, он возьмет его.

— Вы так уверены в его гении?

— Значительно больше, чем в чьем-либо из современных генералов. Во всяком случае, во Франции.

— И вы уверены, что он примет дофина, как надлежит?

— По моим сведениям, полученным из очень информированного источника, Бонапарт сумеет твердой рукой навести порядок во Франции. И залогом, своеобразным знаменем этого порядка, должен стать дофин. А уж если этот человек наметил себе цель, даже явление шестикрылого серафима не отвратит его от исполнения принятого решения.

Барон глядел на меня внимательно, очень желая поверить, но не имел сил подавить сомнения, порожденные долгими годами неудач. Он бы сначала хотел подстелить соломку везде, где только можно, и уж затем идти на выверенный и подготовленный риск.

— После того как он возьмет Тулон, — продолжал я, — генерал двинется к Парижу. Вам стоит поспешить. Велик шанс, что очень скоро Бернадот отправит в сторону Тулона войска. Как вы сами понимаете, жизненно необходимо опередить их.

Де Батц кивнул. Он не хуже меня понимал логику военных действий. Недаром наша «республиканская кавалерия» маскировалась под квартирьеров, высланных перед армией для определения мест ночевки и привала идущих на юг полков.

Кадуаль грустно смотрел на свое воинство, прощаясь с ним надолго, быть может, навсегда. Волевым решением я приказал этому самому рыцарственному из всех известных мне в данном мире воинов следовать со мной в Париж. После явления в болотной крепости его высочества он свято уверовал в наши с Лисом полномочия и теперь глядел виновато, точно извиняясь за суровый прием во время нашей первой встречи.

Расставание с боевыми товарищами, а особенно с принцем далось ему чертовски непросто. Но иначе было нельзя. Во-первых, этому бретонскому великану была отведена немалая роль в моих дальнейших планах и, во-вторых, зная нрав «Неистового Роланда лесной войны», можно было биться об заклад, что скрытный марш под его командованием обернется геройской стычкой с ближайшей воинской частью. Очень может быть, что об этой эпической схватке впоследствии будут слагать песни, но это совсем не то, что требовалось сейчас. Теперь вандейский генерал, одетый в специально перешитый для него мундир драгунского сержанта, бросал тоскливые взгляды на готовый к выступлению «полк дофина», восторженные — на своего маленького короля и жалобные — на меня, все еще втайне надеясь, что я изменю решение. Я был непреклонен. Мы с Кадуалем направлялись в Париж.