Владимир Свержин - Заря цвета пепла

Путь был неблизкий. В моей памяти крутилось яркое воспоминание о недавней встрече «брата и сестры». Я не был ее свидетелем, но благодаря слуховым трубам, соединяющим подземелье с нашим тайным пристанищем, слышал каждое слово.

— Ты? — удивленно протянул Арман, увидев Камиллу.

Я живо представил себе эту сцену. В руке девушки был нож. Рядом валялись перерезанные веревки, по замыслу мизансцены указывающие на затруднительное положение, в котором еще совсем недавно пребывала шпионка.

— Нет, это ангел Божий, принявший мой облик нарочно, чтобы сбить тебя с толку! — возмущенным тоном отозвалась Софи.

— Я бы не удивился и этому.

— Зато я чрезвычайно удивилась, и, как видишь, не только я. Скажи мне, Арман, что ты здесь устроил?

— В каком смысле?

— Я убила массу времени, чтобы снова втереться в доверие к де Вержену. А его, как ты сам знаешь, убедить непросто. Он вновь поверил в мои чувства и помог пробраться сюда. И меня не казнили, не пустили на круг, как портовую шлюху. Не появись ты во главе этого чертова войска, через день, максимум через два, его высочество был бы в Париже.

— Но… дорогая. — Голос Армана дрожал. — Что я должен был подумать?

— Прежде всего, мой милый друг, ты должен был именно подумать.

— Ты не оставила даже весточки!

— Уж поверь, если бы я нуждалась в твоей помощи, я бы нашла возможность сообщить о том. Бьюсь об заклад, когда ты обнаружил, что меня нет в Париже, то бросился объезжать все городские заставы…

— Ну да, соседи видели, как со двора выезжал мальчик на коне. Я понял, что это ты и…

— И конечно, не сообразил, что я действую не наобум.

— Но я должен был, — де Морней понизил голос, — сообщить… доложить… сама знаешь…

— Милый, славный Арман! Преданность Метатрону делает тебе честь. Но посуди сам, если еще не окончательно передоверил монсеньору данную тебе Господом способность мыслить. Если бы мы доставили в Париж высочество без чьей-либо помощи, мы бы сами назначили награду. Де Вержен притащил бы его, как собака — дичь из болота, и еще улыбался бы, думая, что всех переиграл. А так — псом выступаешь ты, причем заслуживаешь палки, ибо, мой дорогой, добычи ты не принес. Наверняка тебе уже рассказали, что еще вчера сюда примчался некий офицер с сообщением, что к обители направляется батальон с мортирной батареей. У тебя что там, мортирная батарея?!

— Мне сказали, что старый монастырь еще очень крепок…

— Скажи, Арман, ты никогда не слышал, что осколки ядер разлетаются совершенно непредсказуемо?! Ну, хорошо, я понимаю, ты давно разлюбил меня и готов поставить на кон жизнь опостылевшей любовницы, лишь бы получить от монсеньора сахарную косточку. Но дофин! Или ты думаешь, королевская кровь — надежная защита от осколков?!

— Камилла, ты же знаешь, я люблю тебя…

— Не смей возражать! — гневно топнула ногой красавица. — Лучше расскажи, раз ты у нас такой умник, где теперь искать дофина? Он, наверное, уже далеко отсюда. И не забывай, с ним сейчас де Вержен. Он знает о наших планах куда больше, чем хотелось бы, и у него, в отличие от тебя, есть мозги!

— Я не знаю, — промямлил де Морней. — Возможно, он отправится в Вандею…

— Как же! — хмыкнула девушка. — Это первое, что приходит тебе в голову, а значит, там его можно не искать. К черту, отправляемся в Париж! Я сама желаю видеть монсеньора.

Я слушал, не будучи вполне уверен, меня или Армана эта хитроумная бестия водит за нос. Хотелось верить, что Армана. Во всяком случае, преследователей с Брестского тракта она убрала ловко, одной фразой, одной недовольной гримасой. Теперь моя, пусть временная, но все же союзница находилась в Париже, и, черт возьми, с ней необходимо было встретиться для согласования дальнейших планов.

Тулон встречал эскадру с неистовым восторгом, с каким приветствовал бы героев, вышедших живыми из львиной пасти. Последние вести о злополучной судьбе французской эскадры пришли сюда с экипажами транспортов, бежавших из-под Александрии во время разгрома. В их устах и без того трагическое событие превратилось едва ли не в первый акт Судного дня. И вот теперь французские войска, увенчанные победой, сходили на берег под звуки маршей, и, казалось, не осталось ни одного цветка на всем юге Франции, который не летел бы сейчас в колонны бравых усачей.

— Они бы лучше геранями кидались, только без горшков! — отмахиваясь от брошенной в лицо охапки роз, буркнул Лис. — Шипы ведь!

— Это бремя славы, друг мой, — выхватывая из ножен шпагу и воздевая ее над головой, через плечо прокричал Наполеон.