Роберт Сойер - Конец эры

Но если хеты — вирусы, то они должны… подчинять… другие формы жизни.

Кое-кто считает, что человечеству присуща врождённая тяга к насилию из-за его плотоядных предков. Как необходимость в буквальном смысле порабощать клеточную жизнь повлияла на психологию хетов? Будут ли они стремиться к завоеванию, к контролю над живыми организмами? Это объяснило бы, почему они не любят оставаться долгое время в одном и том же носителе. Тяга к порабощению может быть удовлетворена только постоянным подчинением новых живых существ.

Придержи-ка коней, Бренди. Погоди минутку. Не прыгай за борт.

Но… вирусы .

Давай же, Брэнди. Ты учёный. Ничего, если гипотеза звучит дико, но её надо проверить, доказать.

Хеты — существа ульевого типа; у них нет индивидуальности. Может быть, они не имеют представления о лжи и обмане.

Так что почему бы просто не спросить?

— Вы подчиняете и другие формы жизни, не так ли? — сказал я. — Чтобы заставить их делать то, что вам нужно.

Двойное моргание.

— Конечно.

— Даже если это разумные существа?

И снова моргание.

— Мы — единственные подлинно разумные существа.

Я содрогнулся.

— Я видел, как динозавры сражаются с механическими танками.

Троодон наклонил голову.

— О.

— Это была военная игра, так ведь?

— Что такое игра?

Я покачал головой.

— Впрочем, «игра» — это неподходящее слово. Я имел в виду, это была тренировка, подготовка к конфликту.

— Да-а-а.

— К конфликту между вашим видом и другими разумными существами.

— Мы — единственные подлинно разумные существа, — повторил хет.

— Хорошо, тогда так: к конфликту между вашим видом и теми, кто делает металлические танки.

— Да-а-а.

— Кто начал конфликт?

— Я не понимаю, — сказал хет.

— Из-за чего вы воюете?

— Из-за укрытия.

— Нет, я имею в виду, каков предмет конфликта. Почему вы воюете?

— Ах, это. — Троодон почесал своё тощее брюхо. — Они не хотят, чтобы мы входили в их тела. Они не хотят быть нашими рабами.

— Вот дерьмо!

Хет посмотрел на меня через огромные золотистые глаза троодона.

— Я думал, для этого вида активности вам требуется уединение, — сказал он.

Когда мы с хеттом добрались до грязевой равнины неподалёку от «Стернбергера», Кликса нигде не было видно. Судя по положению солнца, дело шло к вечеру, а я не ждал его раньше ужина. Конечно, я мог вызвать его по рации и сказать, чтобы он бросал всё и ехал сюда, но в этом не было смысла. Я не мог говорить свободно, пока хет не уйдёт, а он ничем не выдавал такого желания. Троодон переминался с ноги на ногу; его длинный жёсткий хвост торчал горизонтально. Через некоторое время он положил свою удлинённую голову на кратерный вал. Высоко на гребне вала угнездился наш корабль.

— Пусти меня внутрь, — внезапно сказал он.

Быть рядом с троодоном уже было достаточно большой проблемой, но быть рядом с ним внутри замкнутого пространства…

— Мне бы не хотелось, — сказал я.

Повернул голову ко мне и упёр в меня взгляд огромных глаз.

— Любезность за любезность, Брандон/Брэнди. Мы пустили вас в свой корабль. Должен теперь ты пустить нас в свой.

Представьте себе: динозавр учит меня вежливости.

— Но посмотри, где находится «Стернбергер», — сказал я, указывая рукой. — Видишь, как он нависает над краем кратера? Я знаю, что ты можешь взобраться наверх, но допрыгнешь ли до люка? Я сомневаюсь. Это довольно высоко.

Троодон бросился вверх по склону, как стрела, помогая себе карабкаться длинными передними конечностями.

— Для меня не проблема, — крикнул он мне, когда оказался наверху.

Снаружи главные ворота корабля были выкрашены синим с ярко-красной каймой — мандрилова [30] Мандрил — африканский примат семейства мартышковых с красно-синим окрасом лица. (Прим. перев.) пасть, как окрестил эту раскраску один из инженеров. Я не сомневался, что динозавр может это видеть, поскольку все рептилии и птицы, дожившие до нашего времени, обладают цветовым зрением. Потеря цветового зрения собаками и многими другими млекопитающими — сравнительно недавнее новшество, эволюционный компромисс в обмен на увеличение остроты зрения в темноте. Троодон достиг того же самого простым увеличением размера глаз.

— Я вхожу, — крикнул он.

Между осыпающимся склоном кратерного вала и нижним краем ворот по вертикали было около метра, но троодону не составило труда подпрыгнуть достаточно высоко, чтобы ухватиться за дверную ручку. Затем он упёр задние ноги в синюю поверхность ворот, поднял защёлку и провалился внутрь вместе со створкой двери. Там он отпустил её и спрыгнул на пол коридора. Он не мог развернуться в коридоре — мешал негнущийся хвост, но он высунул шею наружу, посмотрел вниз на меня и помахал головой.