Роберт Сойер
Затерялось в почте
Зуммер интеркома жужжал, словно дефибриллятор, запускающий сердце умирающего человека. Я вскочил с кресла, не задержавшись даже, чтобы сохранить статью, над которой работал, нажал кнопку открывания двери подъезда и поспешил в коридор. Моя квартира примыкала к лестничному колодцу, так что я выскочил через пожарную дверь, сбежал на три этажа вниз, прошёл через внутреннюю стеклянную дверь в вестибюль и оттуда — в «прихожую» нашего многоквартирного дома.
Папа копался в своей сумке. Конечно, он не был настоящим Папой Римским — вероятно, он не был даже католиком — но внешне он определённо напоминал Иоанна Павла II. Подмышки его бледно-голубой форменной рубашки Почты Канады взмокли от пота, а форменные тёмно-синие шорты делали его похожим на английского школьника. Мы обменялись приветствиями; он говорил с каким-то неопределённо-европейским акцентом.
Дыра в панели над почтовыми ящиками зияла, словно воспалённая рана. Иоанн Павел вставил в неё латунный ключ. Панель подалась вперёд, словно откидная кровать, открывая доступ к ряду маленьких ящичков. Он принялся рассовывать по ним сегодняшнюю порцию рекламной макулатуры — слой гумуса, из которого вырастают первоклассные товары. Мой ящик он оставил пустым, и вместо этого выложил пачку листовок и буклетов на торчащий из стены столик.
У большинства людей нормальная, не рекламная почта состоит из одного-двух отправлений, но мне пришло гораздо больше — включая очередной номер «Райерсон Рамблера» — журнала для выпускников Политехнического университета Райерсона. Закончив, Папа сложил мою почту в стопку и протянул мне. Как всегда, стопка получилась такая, что запихнуть её в почтовый ящик всё равно не удалось бы.
— Спасибо, — поблагодарил я его и вернулся в вестибюль.
Я обещал себе, что всегда буду подниматься обратно к себе на третий этаж пешком по лестнице — это было в тот день, когда у меня лопнула запаска — однако лифт оказался здесь, и его двери были распахнуты так призывно…
Вернувшись в квартиру, я уселся в углу своего Г-образного дивана, как всегда, вытянув ноги вдоль его длинной секции. Почта состояла из стандартного набора пресс-релизов, нескольких счетов и «Райерсон Рамблера». На обложке красовался выпускник, облачённый в африканский племенной наряд. Согласно подписи на странице содержания кто-то из его родственников отрёкся от поста вождя племени в Гане, и он занял его место. Удивительно, как жизнь человека может измениться буквально за одну ночь.
Я удивился, обнаружив, что к задней обложке «Рамблера» прилип ещё один журнал. «Журнал выпускников Университета Торонто», было напечатано на нём. В нижнем левом углу его сине-белой обложки были три полоски клейкого материала с прилипшими к ним обрывками бумаги. Должно быть, бумажка с адресом оторвалась, обнажив клей, и таким образом один журнал приклеился к другому.
Забавно: после школы меня приняли в Университет Торонто, но я решил вместо него учиться в Райерсоне. Если бы я остался в УТ, то сейчас был бы палеонтологом, просеивающим останки древней жизни. Вместо этого я стал журналистом-фрилансером, специализирующимся на нефтехимической промышленности, пишущим редактором «Канадского пластика», компетентным писателем, и единственная жизнь, которую я просеиваю — моя собственная.
Я принялся листать журнал. Здесь, на тридцати двух глянцевых страницах, было моё прошлое, каким оно могло быть, но не было: церемонии выпуска в Зале Собраний, статья о 115-й годовщине газеты студгородка под названием «Универ»; календарь событий в «Харт-Хаус» [1] Студенческий культурный центр в кампусе Университета Торонто.
…
Если бы я пошёл в УТ вместо Райерсона, эти фотографии вызывали бы у меня ностальгический смех сквозь слёзы. Вместо этого они были просто картинками, бесчувственными оттисками. Окаменелостями чужой жизни.
Я продолжил листать дальше, пока не добрался до последней страницы. Здесь, под заголовком «Вести о выпускниках» были фотографии бывших студентов и краткая история их карьеры и личных достижений. Я с удивлением обнаружил выпускника факультета палеонтологии; это был весьма небольшой факультет, но в нижней части страницы нашлась заметка о человеке по имени Залмон Бернштейн. Фото было явно постановочным: Бернштейн с геологическим молотком улыбается во все тридцать два зуба. Там говорилось, что он защитил свой Ph.D. в 1983, в том же году, в котором, вероятно, защитился бы и я. Мы бы, несомненно, были знакомы; может быть, даже дружили бы.
Читать дальше