Роберт Сойер - Квантовая ночь

Посвящается

Чейз Мастерсон

прекрасной внутри и снаружи

Некоторые мои коллеги с факультета психологии Университета Манитобы считают преподавание неудобством — «неотвратимым злом», как его называл Менно Уоркентин, возмущаясь количеством времени, которое оно отнимает от его исследований — однако я обожаю преподавать. О, возможно, не так сильно, как люблю бананы, или смотреть по десятку старых эпизодов «Умерь свой пыл» или «Замедленного развития» [1] Американские телесериалы-ситкомы. кряду, или фотографировать в телескоп шаровые звёздные скопления, но если брать только то, за что мне платят деньги, то преподавание — одно из моих самых любимых занятий.

Да, учить первокурсников — та ещё морока: огромные аудитории, заполненные спёртым воздухом и бесконечными рядами исходящих страхами подростков. Хотя мой собственный первый курс был больше двадцати лет назад, я живо помню, как записывался на вводной курс психологии в надежде разобраться в сбивающей с толку мешанине тревожности и влечений, что бушевала тогда — да и сейчас тоже — внутри меня. Cogito ergo sum? Скорее sollicito ergo sum — беспокоюсь, следовательно, существую.

Но тем серым утром у меня было занятие по курсу «Неврология этики» для третьекурсников, на который записалось меньше студентов, чем в феврале дней, и это сделало возможным не только лекцию, но и диалог.

На прошлом занятии у нас была оживлённая дискуссия о Ватсоне и Скиннере, конкретно об их идее о том, что люди — не более чем реагирующие на стимулы машины, чей «чёрный ящик» мозга предсказуемо реагирует на входные сигналы. Но сегодня вместо того, чтобы продолжить разрушение бихевиоризма, я счёл необходимым уклониться на тёмную сторону, продемонстрировав с помощью смонтированного на потолке проектора фотографии из Саваннской тюрьмы, появившиеся на WikiLeaks в эти выходные.

Некоторые из них были просто отдельными кадрами из видеозаписей камер наблюдения; охранники на них сняты камерой под потолком и не позируют. Хотя изображённое на них было жестоко, не эти фото были самыми страшными. Нет, по-настоящему тошнотворными — до колик в животе, до желания отвести взгляд, до отказа верить своим глазам — были постановочные фото: фото охранницы, которая поставила ботинок на спину заключённой и с радостной рожей показывает большой палец кретину, держащему айфон; фото двух мужчин в униформе, подбрасывающих измождённого голого заключенного к потолку, да так сильно, что, как показал позже рентген, его череп треснул в трёх местах; снимок усатого сержанта, присевшего над лежащим заключённым и испражняющегося ему на грудь; одной рукой он зажимает заключённому рот, другой показывает знак мира. Фото потом было прогнано через Инстаграмм, чтобы сделать его похожим на старомодный снимок «Поляроида», с белой рамкой и прочим.

У меня закрутило в животе, когда я демонстрировал всё это слайд за слайдом, одно злодеяние сменяя другим. Господи, да ведь прошло уже шестнадцать лет с Абу-Грейб и полстолетия со Стэнфордского тюремного эксперимента Филипа Зимбардо. Мало того, что, как предполагается, охранникам рассказывают о ситуативном давлении и учат ему противодействовать, двое из изображённых на снимках учились на курсах надзирателей. Они знали о Зимбардо; они знали об экспериментах Стэнли Милгрема с электрошоком и подчинением авторитету; они читали конспекты отчёта Тагубы о зверствах в тюрьме Абу-Грейб.

И всё же, несмотря на то, что их специально учили распознавать и избегать этих ловушек — слово на первый взгляд безобидное, но, если задуматься, подразумевающее падение в бездну, следование за Люцифером в самое пекло Ада — эти мужчины и женщины дегуманизировали того, в ком ощущали врага и в процессе утрачивали свою собственную человеческую сущность.

— Итак, — говорю я шокированным лицам моих студентов. — Что мы из этого можем извлечь? У кого есть идеи?

Первой поднимается рука Эштона, у которого до сих пор прыщи и который ещё не знает, что бороду, вообще-то, можно и подстригать. Я указываю на него:

— Да?

Он разводит руками, словно истина в данном случае очевидна.

— Всё просто, — говорит он, кивая на экран за моей спиной, на котором я оставил последний слайд — долговязый охранник по имени Девин Беккер убивает голого заключённого, удерживая его голову под водой в раковине тюремной камеры. — Невозможно изменить человеческую природу.