Андрей Попов - Обманутые сумасшествием

Какое-то странное, пугающее и немного дикое слово: смерть.

– Эх, Фабиан, не знаю, чего в тебе больше — достоинств или недостатков. Ты, сплетение электронных блоков и проводов, совершенно лишен способности радоваться жизни. Это твой большой проигрыш. Но вместе с тем тебе неведомы страдания и смерть, и то горе, которое они несут. И это твое большое преимущество перед нами.

Механические брови робота разошлись в мимике легкого изумления.

– Сэр, я знаю что такое горе. В моей памяти дословно заложено следующее: горе — нервно-энергетическое состояние живого существа, при котором его нейросистема сильно возбуждена разрушающими микротоками, ведущими к перемене артериального давления…

– Ну ладно, хватит. Идем молча. Не хватало мне еще перемены артериального давления!

Поначалу Оди долго всматривался в лица покойников, сознавая, что каждое из них символизирует целую человеческую судьбу: беззаботное детство, бурную юность, некогда цветущую молодость, радости и огорчения, успехи вперемешку с неудачами, высоту любви и глубину ненависти. Теперь в этой летописи поставлена точка. Какая по сути разница: они умерли для мира или мир погиб для них? В любом случае — лишь полное бесчувствие и покой, что нельзя назвать счастьем, но не отнесешь и к категории бед. Пусть будет вечный сон, полный черно-белых бесстрастных сновидений. А Флинтронна станет для них общим жилищем: тихим и спокойным, как и они сами, если только…

Оди рывком воли попытался отбросить от себя навязчивую, откровенно дурацкую мысль, но она настырно снова лезла в сознание.

…если только религия Фастера не окажется вдруг верна, и их души по велению Брахмы не переселятся в какие-нибудь другие тела. В подобные минуты уединенных размышлений и внутренней рефлексии Оди, чье атеистическое мировоззрение было уж очень шатким, иногда задумывался, что такое как минимум не исключено. Он даже боялся себе признаться, но во время теологических споров с Фастером, жарко горящих в первые дни их знакомства, порой подсознательно принимал его сторону, видимо, очарованный красноречивыми аргументами. Уж в чем в чем, а в их наличии у Фастера проблем никогда не было. Впрочем…

Перед взором промелькнуло лицо симпатичной рыжеволосой девушки, и Оди, разумеется, не мог не остановиться, чтобы притормозить на ней взгляд.

Впрочем, вопрошает рассудительная логика, куда души могут переместиться на Флинтронне — абсолютно безжизненной планете с песчаным грунтом и метановой атмосферой?.. Бред!

Конечно, все это бред, навязанный образами смерти.

Оди мотнул головой и пошел быстрее, лишь мельком проглядывая полиэритановые пакеты и их мрачное содержимое. Усопшие в основном были пожилого возраста, что вполне естественно. Но встречались и молодые, даже дети, которых смерть предательски настигла раньше положенного ей срока. Чувствительный Оди нередко проникался к ним неподдельным состраданием. Вообще, он легко был возбуждаем меланхолическими эмоциями, сказать откровенно — был попросту боязлив. А если сказать еще откровенней — прихватил с собой робота лишь только из чувства этого, никем не осознанного, но реально существующего страха. Того самого, что живет в малодушных людях с древнейших времен человечества и, то ли передаваясь по наследству, сумевшего проникнуть в нынешний технократический век, взбудораженный самыми прогрессивными идеями и насквозь пропитанный электроникой.

Обход был завершен в течение двух часов, обычное время несколько сократилось из-за халатного отношения к этому мероприятию. Если так называемое «мероприятие» вообще заслуживает к себе какого-либо отношения.

– Пойдем, Фабиан. Ты же видишь, что все в порядке, а главное — никто не сбежал.

Робот, лишенный основополагающей радости бытия — чувства юмора, серьезно кивнул головой и ответил:

– Да, сэр, все на месте.

За ужином экипаж собрался в таверне — прилипшее к местному диалекту название отсека для приема пищи, и звучит романтично и слышать приятней. Всяко лучше, чем «отделение для нормированного употребления питательных веществ» — не всякий поверит, но этот идиотизм дословно записан в первом томе технической инструкции «Гермеса». А вообще, это помещение неплохо имитировало небольшой ресторанчик открытого типа, расположенный на экзотичном берегу. Вдоль одной его стены компьютер смодулировал виртуальное море с подобающим шумом и криком чаек, плесканием волн и многогранными, тлеющими в лучах заката скалами. В зазеркальи других стен располагались множество столиков с сидящими людьми, которые превосходно делали вид, что шевелятся, едят и о чем-то разговаривают. Трехмерная графика была выполнена на высочайшем уровне. Да и искусственный интеллект присутствовал. Так, к примеру, некоторые из «клиентов» ресторана начинали возмущаться, почему такие высокие цены, их пытались успокаивать, и они чуть ли не со скандалом покидали это попросту несуществующее заведение. В программе этого огромного иллюзиона был предусмотрен и официант, слоняющийся между столиков и принимающий заказы.