Андрей Попов - Обманутые сумасшествием

Последней капитан посетил собственную каюту. Взял с полки плюшевого медведя и долго смотрел в его пластмассовые зрачки…

– Ну что, друг детства, как поживаешь? Остались мы с тобой вдвоем, как тогда… сорок лет назад. И мне не с кем здесь больше поиграть. Ты хочешь играть?

Капитан потеребил его тело, и медведь в ответ радостно захлопал ушами.

– Ну, давай поиграем! Ты еще не разучился ходить?

Повинуясь воле человеческих рук, медведь с важным видом прошелся по столу, прыгнул на кровать, поскакал там немного — совсем как в том далеком детстве, — повращал плюшевой головой туда-сюда, даже пробормотал несколько неразборчивых фраз, радостный, что после стольких лет забвения ему вновь уделили внимание. И опять прыгнул к себе на полку. А Кьюнг еще какое-то время послонялся из отсека в отсек, разглядывая давно изученные закоулки этого космического лабиринта, затем почувствовал сильное утомление, вернулся в свою каюту и на несколько часов отключился от всего происходящего.

Сон — тот, который без сновидений, похожий на временную смерть, оказался лучшим лекарством, панацеей от всех бед и проблем. Поэтому проснувшись, он почувствовал небывалый прилив бодрости. Прежде всего следовало спуститься в рабочий отсек нижнего яруса и наконец разузнать: почему не было подачи топлива. Так и сделал. Оказалось — глупейшая причина и, если б смех в этой ситуации был уместен, он бы рассмеялся. От души.

Были просто перекрыты топливные задвижки. Дело двух минут — вернуть их в исходное положение и попробовать еще раз произвести старт. Решение было принято. Но не сейчас, чуть позже. Хотелось еще раз проститься со своей командой: его ни на секунду не переставало мучить чувство неосознанной вины перед ними.

Прибыв на место захоронений, Кьюнг оставил планетоход в таком положении, чтобы его прожектора светили прямо на те четыре могилы, а сам вылез наружу и подошел поближе…

Ему снова стало плохо… сердце подсказывало, что нечто подобное должно было произойти, разум до последней минуты сопротивлялся и не верил. В какой-то момент даже показалось, что поблизости заиграла похоронная музыка, но это было абсолютной мелочью по сравнению с тем, что он УВИДЕЛ.

Рядом с могилой Айранта кем-то была вырыта свежая яма… для него.

Причем, вырыта всего несколько часов назад, так как еще совсем недавно он сам находился здесь. Более того, рядом стоял новый памятник с его улыбающейся фотографией и убивающей рассудок надписью: «Кьюнг Нилтон. Трагически погиб на Флинтронне при неизвестных обстоятельствах.» . Эпитафия оказалась скупой на слова, но щедрой на источаемый ими яд. Дата рождения и дата смерти в точности совпадали. Смерть должна была наступить сегодня.

Кьюнг лихорадочно огляделся вокруг. Возможно, этот загадочный НЕКТО стоял совсем рядом, тщательно скрываемый слоем непробиваемой ночи. Уже второй раз подряд бесстрашный и волевой капитан испытал настоящую жгучую панику. Он понял, что окончательно сломлен духом. Руки дрожали, пистолет превратился лишь в символическое средство обороны, став простой игрушкой. Куда ни взгляни — всюду тьма и могилы. Ему постоянно казалось, что за спиной кто-то стоит и готовится нанести последний удар, поэтому он часто оборачивался и слабым светом фонаря пытался рассеять галактический вездесущий сумрак. В таком состоянии люди обычно непредсказуемы и способны на что угодно. Кьюнг чувствовал, что близок к окончательному, последнему решению в своей жизни.

Он медленно побрел по безграничному кладбищу, все более сливаясь с темнотой. Мир в глазах потихоньку угасал. Ему вдруг показалось, что поверхность под ногами зашаталась, словно вся планета встрепенулась после бесконечного долгого сна. Но позже он пришел к выводу, что просто пьян от собственного отчаяния. Бессмысленные звезды все еще горели на небе, посылая ему искорки своего заледенелого света. Повсюду смердело разлагающимися трупами. Он не мог чувствовать этот одурманивающий запах сквозь непроницаемый скафандр, но смрад мертвятины, каким-то образом пробивая преграду, проникал в его сознание. Стало даже тошнить. Никогда еще планета не выглядела так зловеще: темнота обжигала взор, мрачные могилы безмолвно вопили от собственной боли и скорби. Порой Кьюнгу казалось, что до его слуха доносятся голоса усопших. Прямо из-под песков возникали вздохи, стоны, протяжные завывания, в которых едва ли не различались слова проклятий. Ни на секунду не покидало подозрение, что сзади кто-то крадется. Он резко оборачивал голову, но всякий раз натыкался взором на беспроглядную черную стену. Вдруг кто-то позвал его: