Алексей Борисов: Утро Земли

Он не встревал, только впитывал и слушал. И как мог, отдавал внутренние силы на поиск пути, как помочь тем, кто страдает и не способен даже осознать своё страдание. Николай без слов молился и беззаветно верил, что хотя бы этим способен помочь. Если не избавить от горя и тягости, то просто смягчить. Смотри, Бог, я вижу и знаю, в этом мире много горя. Наставь меня на путь, чтобы я хотя бы не преумножил его, это самое горе.

Николай часто не мог сформулировать своего протеста, зова, крика или просьбы. Он молчал и слушал. А когда ночь ложилась тёмным занавесом на чистое Южное небо, Николай отворачивался к стенке и закрывал руками лицо. И в тишине просил Бога пожалеть этот мир. Слёзы текли по щекам, а когда он успокаивался и замирал в бессилии, сон увлекал его прочь от боли в глубине сердца. Утро приносило солнечный свет и желание снова смотреть на мир. Узнавать и попытаться понять, сколько истины в его знании и понимании, вот чем питалась душа Николая.

Он работал на ферме рядом с остальными. И хотя родители не пускали его учиться у Медиумов, он всё равно находил общий язык с окружающими. И как умел объяснял, почему не строит город для переселенцев с Ниххона. Получалось коряво. Ведь основным аргументом был наказ отца не поступать так из уважения к предкам. Этот аргумент обладал своей силой. Право русских не участвовать в постройке никто не оспаривал. От этого Николай ещё сильнее задумывался и ещё больше слушал. Он знал, что на многие вопросы Бог даст ответ.

Многое происходит случайно. А с такими, как Николай, более случайно, чем с теми, у кого нет сильной эмпатии. Медиумы в Союзе Юга специально не занимались изучением ясновидения, имели о явлении свои суждения, весьма возможно, кое-кто из них и знал, как пользоваться даром. А русский паренёк Николай не знал ни про дар, ни про то, как им пользоваться. Просто однажды он увидел яркий, цветной сон.

Он попал в какое-то другое время, ещё до Утра Смерти.

Он сам, один из многих, стоял под низким потолком в каком-то подземном доме. Почему дом был подземным? Он не знал, но догадка подтверждалась отсутствием окон. Рядом были испуганные, растерянные люди. Чья-то рука была в его руке. Пальцы сжимались друг вокруг друга, а тепло от телесной близости было таким же явственным, как и запах тела, разогретого бегом. Кто так бежал? Он обернулся. Черты были смазаны и не складывались в чёткий рисунок. От девушки волнами накатывал страх.

– Что происходит? – спросил кто-то.

– Утечка газа, – донёсся ответ.

Оба мужских голоса звучали из отдаления. За спинами людей, которые стояли плотной толпой, Николай не мог разглядеть, что происходит у выхода. Только струился под потолком белёсый газ.

– Дайте нам противогазы! – закричал ещё кто-то.

Послышался звук затворного щелчка.

– На место, мужик! Стой, где стоял! Сейчас оттянут, только что по рации передали.

– Ты сам в противогазе! Сволочь погонная.

Послышался звук тупого удара.

– Терпение! – в новом голосе послышался командный тон, – На всех противогазов не хватит. Но утечка локализована.

Несколько минут шипел воздух, потом белёсый пар улетучится.

Кто? Когда? Зачем? Ни одного ответа. Их вновь толкают прикладами наружу. Как и раньше. Он уже знает силу этого удара. Лучше покориться. Откуда всё это? Откуда эти образы?

– Яд.

– Это был яд, – неслось отовсюду.

И в хаосе бессвязного шёпота три ясных слова.

Николай не знал, сколько в них смысла, кто их автор. Только чувствовал значимость. И не мог её объяснить.

– Проверяют на людях.

В этот момент он проснулся.

Это воспоминание так и останется внутри навсегда. Вперемешку со страхом, с отчаяньем и знанием, что всё это не здесь, не сейчас. Николай знал – воспоминание из сна надо спрятать глубоко-глубоко. Но мысль оказалась необычайно живой, она не давала покоя. Слово «яд» буквально выжигало его изнутри. И он растерянно метался, точно предвидел, как придётся многое понять и осмыслить.

Много часов спустя он подошёл к дому.

– Мы улетаем в следующем месяце, да? – спросил он отца.

Мужчина с ровной окладистой бородой в изумлении смотрел на решительного, собранного, словно готового к драке подростка. За плечами – рюкзак, карманы набиты мелкими предметами.

– Коля?

– Отец, я не полечу с вами. Я пока останусь тут. Улечу последним рейсом.

Они смерили друг друга долгими взглядами. И всё могло пойти иначе, если бы не женская рука, которая легла на плечо недовольного мужчины.