Мария Фомальгаут - Продам май (сборник)

— Какой там коэффициент… уматывать надо из этого города… если вообще не с Урала уматывать надо.

— А что так? — говорю.

— А так… слышал, атомной бомбой нас рвать будут?

— А что так? Кто рвать-то будет? Правительство, что ли… совсем уже того? Сначала ядерную свалку у нас тут устроили, теперь им лень отходы хоронить, они их так, с неба сбрасывать будут?

— Да нет… американцы… говорят, бомбить нас будут…

— Да соглашение же есть…

— Да плевали они на все соглашения… На все они плевали… Сам же знаешь, что у нас на заводах на самом деле творится… Передовые технологии, все такое… Вот им это шибко не нравится… бомбой рвать будут…

Ну, я его тогда всерьез не принял — посидели, посмеялись, пошутили, сколько голов у кого вырастет, если нас бомбой грохнут.

Вот так… Это еще первые звоночки были, дальше — больше… по телеку то же самое говорят, Челябинск под мишенью у НАТО, и все такое… Правительство опровергает слухи, и все такое… потом пикеты, демонстрации прошли, отстоим родной город! Потом слухи какие-то просачивались, как это обычно бывает, ну, сами знаете, в России все секрет и ничего не тайна…

Вот так вот оно было… а потом дочь звонит, она у меня в Ёбурге устроилась, на должности на хорошей, вот звонит мне, как сейчас помню, в пятницу.

— Собирайся, говорит, к нам переезжай.

— Это как? — спрашиваю.

— Да как, обыкновенно. Квартиру продавай, пока они еще в цене, и к нам перебирайся… как-нибудь двушку мою с доплатой на трешку поменяем… не пропадем…

— Вот еще, говорю, чего ради?

— Что, будто сам не знаешь, что в Челябинске творится?

— Да что творится, ничего не творится!

— Ну, значит, будет твориться… Слышал же, рвать Челябинск будут?!

— Да… слухами, Нинка, земля полнится…

Ну, тогда еще только посмеялся, ну так, призадумался, мало ли… вышел на улицу, прошел по городу, а хорошо так, июнь, самый свет, самое солнце, липы в цвету… све-е-жий запах лип… го-орькая струя… парочки гуляют, музыка на Кировке, все такое… нет, думаю, чушь все это собачья, кто ж его бомбить будет, город наш?

Ну, это еще только начало было. Потом иеговисты подключились, давай болтать, что город наш стал местом пришествия антихриста, и Армагеддон не где-нибудь будет, а вот тут, в Челябинске… Это-то все еще чушь была, я насторожился, когда квартиры подешевели… ну, квартира в Челябинске, сами знаете, в копеечку обходится, про ипотеку вообще говорить нечего… а тут вообще ипотечники все эти разорились к чертям, и квартиры стыдно сказать за сколько в центре продавали.

Тогда бы самое время улепетывать, у меня домишко за городом был, ну, в Долгодеревенском, такой битый жизнью, но жить кое-как можно. Так нет же, я, идиотище, что сделал-то… домишко этот втридорога продал, и квартиру себе в центре купил. Ну, прямо там, на Кировке. А что, круто, за копейки, потом выглядываешь утром в окно, ну, все при всем, липы отцвели уже, книжники торгуют, барышня бронзовая перед зеркалом вертится… А все равно страшно. Вот тогда-то и страшно стало — когда из центра все хлынули, ну, богатеи всякие, вообще бегом из Челябинска… Страшно так, выходишь утром на улицу, а в киосках на заголовках: Америка будет бомбить Челябинск… Слухи из Пентагона… Правительство опровергает…

Мы и тогда не уехали. Нет, были, конечно, такие, что уезжали, что с них возьмешь… чуть что, лапки кверху… квартиры кто за полцены продавал, кто вообще так бросал квартиры, ехал по всяким Запендренскам, Мухосранскам, кто куда, кто к тетке в деревню, кто к дядьке… в Киев… Ну, мы-то никуда не уехали — я про нас, кто по-настоящему Челябинск любил… Только когда город в опасности, понимаешь, как его любишь. По радио каждый день объявляли про войну, про бомбардировки, про атомную угрозу — только плевать мы на нее хотели. Как будто смеялись над этой войной, выставку с размахом провели, наши цветы тебе, родной город. Потом день города был — это когда в городе от силы полмиллиона осталось. А все равно — салюты, гуляния, фотовыставки, книжные новинки, выставка кошек где-то на Кировке была, мяу-шоу, песни на площади, Город ю-уности и первой любви, навек одной судьбой мы связаны… в наших сердцах горят твои огни…

Я потом уже спохватился, в октябре, когда уже поздно было. Потому что в октябре все случилось. Я это понял, когда утром на работу вышел и посмотрел в небо. И увидел, как с неба спускается что-то, я сначала подумал, самолет или парашютист какой-то… нет, это оно самое и было… капсула такая продолговатая, белая, помню еще, светилась, то ли сама по себе, то ли в лучах рассвета. Это я хорошо помню… помню еще, что беззвучно все было, я все ждал рева, грохота какого-то — ничего не было, в полной тишине на город белая блесточка опускается… сверхзвуковая, наверное…