Майк Резник - Черная Леди

— Видите ли, семья Хитов была богатой на протяжении стольких поколений, что даже трудно себе представить, и конечно, никто из Хитов не опустится до того, чтобы работать ради куска хлеба. Мое воспитание научило меня только одному — как промотать семейное состояние, и представьте мое разочарование, когда оказалось, что из-за папиных увлечений женщинами и маминой страсти к азартным играм проматывать мне уже нечего.

Он сделал паузу.

— Я был совершенно неприспособлен даже для самой непритязательной работы — но у меня прекрасно развитый и изысканно воспитанный вкус, если позволите… и поскольку меня научили ожидать от жизни определенных удовольствий, то вполне естественно, что судьба привела меня в профессию, к которой я подхожу по характеру.

— Что же в вашем характере подходит к занятию вора? — спросил я.

— Как всех испорченных детей, меня, естественно, научили не заботиться ни о ком, кроме себя, — ответил он. — Если бы я уважал права других, я бы каждый раз, занимаясь своим ремеслом, переживал чудовищный моральный конфликт. К счастью, я не страдаю от подобных приступов.

Кстати, не будь таких, как я, в страховой отрасли вскоре наступил бы серьезный спад, так что в некотором роде я даже способствую развитию экономики.

— Я слыхал, что в некоторых инопланетных мирах есть воры, — сказал я, — но никогда не ожидал встретить вора, который бы так гордился своей работой.

— Почему же не гордиться тем, что делаешь? Это тоже форма искусства, и вор из меня безусловно лучший, чем художник из Серджио Маллаки.

— Мне кажется, стоит уведомить вас, что у меня нет при себе наличных денег, — сказал я.

— Никогда не краду наличности, — произнес он презрительно. — Слишком легко проследить номера серий.

— Еще легче выследить украденный портрет, — заметил я.

— А! — улыбнулся он. — Но люди тратят наличность. А сокровища искусств держат под семью замками. Фокус в том, чтобы украсть вещь настолько знаменитую, чтобы ее новый владелец никогда не выставил ее на публику. Поэтому я работаю только с коллекционерами и не имею никаких дел с публичными аукционами.

Он замолчал и задумался.

— Конечно, в моем бизнесе я поставляю коллекционерам все, что они хотят, включая честно добытые произведения, и часто действую, как посредник. А иногда, — закончил он, — даже выступаю консультантом, если у клиента слишком много денег и слишком мало вкуса. В таких случаях я обычно устраиваю им покупку вот таких картин.

Он указал на чрезвычайно плохое абстрактное полотно, висевшее над кушеткой.

— Но если вы честно приобрели портрет Маллаки, вы могли бы выставить его на аукцион, — намекнул я.

— Тогда другие заинтересовались бы, почему я не выставляю на аукцион все остальное. Может быть, постоянство — пугало для мелких умишек, но непостоянство имеет тенденцию привлекать внимание полицейских компьютеров.

— Я даже не знаю, стоит ли вообще с вами разговаривать, — сказал я, чувствуя неловкость от того, что покорен его обаянием, и что мои страхи и опасения улетучились. — Вы воплощенная аморальность, распущенность и бесчестье.

— Вы мне льстите, Леонардо, — небрежно заметил он. — Я всего лишь человек, который пользуется подвернувшимся случаем, не более. Если уж на то пошло, вы должны были бы мне посочувствовать — я работаю больше, чем любой Хит за прошедшие пятьсот лет, изо всех сил стараясь восполнить опустошенную семейную казну.

Он замолчал и, как мне показалось, впервые обвел взглядом то, что нас окружало.

— Бог мой, какой ужасный вкус у оформителя! Голые стены были бы лучше этого уродливого металлопокрытия! — он покачал головой. — Держу пари, что в спальне они повесили фривольные гравюры.

— А что вы украли из музея? — спросил я.

— Всего одну работу, — сказал он, пожав плечами. — Подумать только, что полиция так разъярилась из-за одной-единственной вещи!

— Смотря, какая вещь, — сказал я.

— Скульптура Мориты, — ответил он.

— Произведение Мориты! — воскликнул я.

Он кивнул, весьма довольный собой.

— Одно из самых модернистских.

— Но ведь полиция наверняка найдет его, обыскав ваш дом!

— Все зависит от того, какой дом они обыщут, — сказал Хит, совершенно не выказывая озабоченности. — У меня их одиннадцать, все оформлены на разные имена, и только три — на Шарлемане. Вы разрешите, я себе еще налью?

Он встал и пошел к бару.

— Вы действительно не хотите со мной выпить?

— Нет.

— Как хотите, — он снова улыбнулся. — Но я забыл о хороших манерах.