(Алексрома) Ромаданов - Оживи покойника

Одолеваемый невеселыми мыслями, Федор шел, не разбирая дороги. Положение его усугублялось тремя "маленькими нюансами", как говаривал проректор института по воспитательной работе. Во-первых, он забыл подзаправиться перед вылетом и теперь страшно хотел есть; во-вторых, передвигаться по пересеченной местности в одеянии, напоминающем капустный кочан, было крайне затруднительно: и, в-третьих, промокшие в луже ноги так закоченели, что готовы были отвалиться. "Похоже, не придется выпрашивать больничный - так дадут, сами", - он принялся подпрыгивать на месте, чтобы как-то согреть нижние конечности.

Вдруг в темноте будто что-то сверкнуло: внезапная мысль остро полоснула Федора по голове. Он все еще подпрыгивал, точно заведенный, но с каждым разом приземлялся все неувереннее, наконец, ноги его подкосились, и он плюхнулся в снег, озадаченный. И ведь действительно, Земля вращается не только вокруг своей оси, но и вокруг Солнца! В девятом классе Федор увлекался астрономией, даже занимался в кружке при Московском планетарии, и теперь он усиленно вспоминал... Земля вращается вокруг Солнца со скоростью, примерно равной 30 км/сек. Следовательно, если какое-либо тело зафиксировать в определенной точке у земной поверхности, то Земля будет удаляться от него с этой скоростью плюс скорость вращения Земли вокруг своей оси (последней в данном случае можно пренебречь ввиду ее относительно малого значения). Это открытие повергло Федора в смятение, ведь если он действительно летел с такой сумасшедшей космической скоростью, то за каких-нибудь пару минут Земля продвинулась под ним на несколько тысяч километров! И теперь он находился чуть ли не на берегу Атлантического океана!!!

Никогда прежде Федор не был за границей, и возможность того, что он пребывает на территории чужой страны, тем паче не входящей в Варшавский договор, да еще и не в составе группы туристов, без денег и документов, здорово его взволновала. Он огляделся по сторонам изумленными глазами, будто только теперь увидел себя стоящим посреди тихого зимнего леса. Деревья, снег, на снегу - лунные тени от ветвей, сплетающиеся в таинственные кабалистические знаки... Знаки пришли вдруг в движение, зашевелились, точно силясь чтото сказать, предупредить о чем-то... Бежать отсюда, бежать! "Ввоон, ввон, вон!" - гудел ветер в ушах.

И вот впереди показался синий просвет. Сил бежать уже не было: ноги подгибались, как пластилиновые, перед глазами толкли мак черные мушки, лицо неимоверно щипало от пота, затекавшего в расцарапанные ветками раны. На последнем издыхании Федор выполз "на четырех ведущих" на опушку. Невдалеке от леса серебрился в лунном свете округлый ангар.

"На последнюю электричку я как пить дать опоздал - придется до утра здесь куковать, - размышлял он на пути к ангару. - Во сколько же я тогда в Москве буду? А если... нет, не во Франции ведь я, в конце концов, НотрДам в Глазго!" Он подошел к двери, постучал костяшкой согнутого пальца и прислушался: в ответ раздалось недовольное поросячье повизгивание. "Анна Иванна, наш отряд хочет видеть поросят и потрогать спинки..." - вспомнился ему детский стишок. Дверь в сарай оказалась незапертой. Федор шагнул в вонючую темноту, наощупь пробрался в угол, опустился на теплые опилки, устроился поудобнее и мгновенно заснул.

Сначала ему снился липкий кошмар - первозданный хаос бессмысленных абстракций, которые он пытался составить в единое целое, но они из рук вон плохо состыковывались между собой. В конце концов, ему удалось собрать из разрозненных разновеликих фрагментов закрученную в спираль разноцветную мозаику. Он перепрыгивал с одного кусочка этой гигантской мозаики, рисунок которой нельзя было разобрать вблизи, на другой, пока не оказался в собственной квартире.

Был солнечный осенний день. Солнце светило так, как имеет обыкновение светить по воскресеньям и церковным праздникам. Настроение у Федора было приподнятое, почти торжественное, но он не мог понять, по какому случаю. Тут же он заметил, что обеденный стол раздвинут на всю свою длину, застелен крахмальной скатертью и заставлен посудой, столовыми приборами и богатой снедью. Часы показывали пять вечера; пастельных тонов солнечный свет мягко вливался в окно, нежно касался стола и затейливо преломлялся в пустых пока фужерах, высвечивая их хрустальные грани фиолетовым, красным, желтым и зеленым. Федор обратил внимание на то, что он в белой рубашке. "Сегодня какой-то праздник, это как Божий день ясно", - подумал он, поправляя перед зеркалом узел на серебристом галстуке.